«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 62%

Вас такой коньяк редкий и дорогой привез, который только один Вашему высокому сану может соответствовать». - лНу, садись, батюшка, - говорит Владыка, - будем вместе твой коньяк заморский пробовать». Разлил батюшка коньяк по рюмочкам и говорит: лДавайте, Владыка, по первой за встречу». Выпили, закусили. лНу, как живешь, рассказывай», - говорит Владыка. лДа как живу, - отвечает тот, - вот уже двадцать лет служу, никакой награды не имею. Давайте по второй за Ваше драгоценное здоровье». Владыка нахмурился. Выпили, закусили. лДавайте, Владыка, по третьей, - предложил батюшка, - за лблагорастворение воздухов». Тут Владыка как треснет кулаком по столу: лТы, что, - говорит, - приехал считать за архиереем, сколько я выпью?» И уехал батюшка, не солоно хлебавши. Так что, братия, только по единой, - заключил протодиакон и, подмигнув смеющимся семинаристам, осушил стопку.

Диктор объявила посадку на теплоход, и братия проводила отца Василия до трапа. Затем стояли у причала, наблюдая за отшвартовкой судна и махая руками протодиакону. Тот в ответ, стоя на второй палубе, помахивал им шляпой.
Положив вещи в каюту, отец Василий направился в ресторан теплохода, чтобы утолить жажду и пропустить рюмочку, другую. Но, пошарив в карманах, обнаружил, что деньги все за-кончились. На душе сразу стало грустно. Он облокотился на ограждавшие перила палубы и стал смотреть на воду. К своей досаде он ощутил, как свежий ветерок речного простора выдувает из него приятное хмельное ощущение праздника. Короче, почувствовал, что начал трезветь. От этого стало еще тоскливее; неожиданно для себя самого он затянул негромко: лЕсть на Волге утес, диким мохом оброс...» Отец Василий пел, ощущая себя вот этим одиноким утесом, и песня его крепла. Люди, прогуливающиеся по палубе, остановились и стали слушать. К концу исполнения песни, наверное, половина пассажиров теплохода собралась около отца Василия. Когда он закончил, все зааплодировали. Протодиакон театрально поклонился. К нему подошел солидный седой мужчина и, представившись отставным генералом, с чувством пожал руку:
- Просто от души, огромное Вам спасибо, тронули. Вы, наверное, артист, в каком театре поете?
- Я не артист, - скромно признался отец Василий. - Я просто внук Шаляпина.
- Как! Того самого?! - воскликнул генерал.
Протодиакон распрямился, два пальца ладони заложил за борт пиджака между первой и второй пуговицами, поднял высоко голову:
- Да, того самого - Федора Ивановича, - уже громче сказал он. Генерал в радостном волнении вытер пот со лба платочком:
- Вот как бывает, надо же, внук самого Шаляпина.
Подошел другой мужчина, спросил у отца Василия имя и отчество, тот представился Василием Андреевичем. Мужчина стал приглашать его в ресторан, познакомить с семьей, вместе поужинать, и уже было взял за локоть, собираясь увести с собой. Но генерал, спохватившись, рявкнул:
- Отставить! - однако, сообразив, что он не в армии, тут же сманеврировал на учтивое извинение и увлек отца Василия за собой.
Проводив протодиакона к столику, представил его жене и друзьям. Отцу Василию поднесли бокал шампанского, предложив выпить за его великого деда. Но он, сославшись на то, что шампанское плохо влияет на голосовые связки, позволил угостить себя армянским коньяком. Свободные до этого столики были тут же заняты, а те пассажиры, которым не хватило места, расположились на палубе рядом с рестораном, в нетерпении ожидая, когда запоет отец Василий. Протодиакон, хорошо зная биографию Шаляпина, потягивая коньячок, рассказывал о своем деде, как по-писаному, приукрашивая рассказ художественными подробностями, ему только одному известными. Когда он дошел в своем повествовании до Нижегородского периода жизни лдеда», то встал и со всей страстью исполнил лДубинушку». Вскоре он разошелся не на шутку. Уже сам не сомневаясь, что он истинный внук Шаляпина, исполнил лИз-за острова на стрежень». При словах л...обнял персиянки стан...» он обхватил проходившую мимо официантку за талию. Та, обомлев от счастья, уже готова была разделить участь несчастной княжны, но протодиакон не стал бросать ее за борт. За столом ему стало тесно, и он вышел на палубу, окруженный толпою поклонников. Каждому хотелось побывать с ним рядом, поднести рюмочку. Поднос с закуской и выпивкой за ним носили по пятам. Не забыл протодиакон и церковных песнопений, исполняемых Шаляпиным. Он с таким чувством исполнил сугубую ектенью, что некоторые стали креститься. Но когда он со всей страстью исполнил куплеты Мефистофеля из оперы лФауст» лЛюди гибнут за металл», его буквально на руках понесли с кормы на нос корабля. Там, на носу корабля, он дошел в биографии до смерти Шаляпина. Рассказывал, как хоронили лдеда», как весь Париж вышел попрощаться с великим русским певцом, как при прощании с Шаляпиным слушали в записи лНыне отпущаеши раба Твоего Владыко...»
- Бессмертный голос великого певца звучал над его смертным телом, и каждый стоящий у гроба понимал: жизнь коротка, а искусство вечно, - закончив такими словами рассказ, протодиакон начал петь: лНыне отпущаеши».
В это пение он вложил всю свою душу. А допев, замертво свалился на палубу и заснул. Даже его могучий, тренированный к возлияниям организм, не выдержал той народной любви к Шаляпину, которая излилась на лего внука» в этот теплый летний вечер. Поскольку никто не знал, в какой каюте проживает протодиакон, его по распоряжению капитана теплохода бережно отнесли в свободный люкс.
Когда утром теплоход причалил к городу, капитан по телефону связался со службой такси, и машина была подана к трапу. Протодиакон стоял на палубе и прощался с пассажирами, когда подошла официантка, та, которой выпала роль лперсидской княжны», и поднесла на подносе стопочку охлажденной водки и маринованный огурчик. Отец Василий по-гусарски опрокинул стопку в рот, крякнул от удовольствия и, закусив огурчиком, звонко чмокнул в щеку зардевшуюся официантку.
Машина отъехала, шофер обернулся и удивленно спросил:
- Слушай, отец Василий, ты что, фамилию сменил? Что-то тебя столько народа провожало, я уж подумал какой-то генерал Шаляпин приехал или секретарь обкома.
- Эх ты, садовая голова, - ухмыльнулся протодиакон. - Это моя фамилия по деду, а провожали меня генералы, их много, а Шаляпин один. Понял?
- Чего уж не понять, по мне хоть Шаляпин, хоть Шляпин, лишь бы счетчик щелкал да на чай клиенты не скупились.
Волгоград,
декабрь 2001 г.
Молитва алтарника
(Святочный рассказ)
В Рождественский сочельник после чтения Царских часов протодиакон сетовал:
- Что за наваждение в этом году? Ни снежинки. Как подумаю, завтра Рождество, а снега нет, - никакого праздничного настроения.
- Правда твоя, - поддакивал ему настоятель собора, - в космос летают, вот небо и издырявили, вся погода перемешалась. То ли зима, то ли еще чего, не поймешь.
Алтарник Валерка, внимательно слушавший этот разговор, робко вставил предложение:
- А вы бы, отцы честные, помолились, чтобы Господь дал нам снежку немножко.
Настоятель и протодиакон с недоумением воззрились на всегда тихого и безмолвного Валерия: с чего это он, мол, осмелел? Тот сразу заробел:
- Простите, отцы, это я так просто подумал, - и быстро юркнул в лпономарку».
Настоятель повертел ему вслед пальцем у виска. А протодиакон хохотнул:
- Ну Валерка чудак, думает, что на небесах, как дом быта: пришел, заказал и получил, что тебе надо.
После ухода домой настоятеля и протодиакона Валерка, выйдя из алтаря, направился в собор к иконе Божией Матери лСкоропослушница». С самого раннего детства, сколько он себя помнит, его бабушка всегда стояла здесь и ухаживала за этой иконой во время службы. Протирала ее, чистила подсвечник, стоящий перед ней. Валерка всегда был с бабушкой рядом. Бабушка внука одного дома не оставляла, идет на службу - и его за собой тащит. Валерка рано лишился родителей, и поэтому его воспитывала бабушка. Отец Валерки был законченный алкоголик, избивал частенько свою жену. Бил ее, даже когда была беременна Валеркой. Вот и родился он недоношенный, с явными признаками умственного расстройства. В очередном пьяном угаре Валеркин папа ударил его мать о радиатор головой так сильно, что она отдала Богу душу. Из тюрьмы отец уже не вернулся. Так и остался Валерка на руках у бабушки. Кое-как он окончил восемь классов в спецшколе для умственно отсталых, но главной школой для него были бабушкины молитвы и соборные службы. Бабушка умерла, когда ему исполнилось 19 лет. Настоятель пожалел его - куда он, такой убогий? - и разрешил жить при храме в сторожке, а чтобы хлеб даром не ел, ввел в алтарь подавать кадило. За тихий и боязливый нрав протодиакон дал ему прозвище Трепетная Лань. Так его и называли, посмеиваясь частенько над наивными чудачествами и безтолковостью. Правда, что касается богослужения, безтолковым его назвать было никак нельзя. Что и за чем следует, он знал наизусть лучше некоторых клириков. Протодиакон не раз удивлялся: лВалерка наш - блаженный, в жизни ничего не смыслит, а в уставе прямо дока какой!»
Подойдя к иконе лСкоропослушница», Валерий затеплил свечу и установил ее на подсвечник. Служба уже закончилась, и огромный собор был пуст, только две уборщицы намывали полы к вечерней службе. Валерка, встав на колени перед иконой, опасливо оглянулся на них.
Одна из уборщиц, увидев, как он ставит свечу, с раздражением сказала другой:
- Нюрка, ты посмотри только, опять этот ненормальный подсвечник нам воском зальет, а я ведь только его начистила к вечерней службе! Сколько ему ни говори, чтобы между службами не зажигал свечей, он опять за свое! А староста меня ругать будет, что подсвечник нечищеный. Пойду пугану эту Трепетную Лань.
- Да оставь ты парня, пущай молится.
- А что, он тут один такой? Мы тоже молимся, когда это положено. Вот начнет батюшка службу, и будем молиться, а сейчас не положено, - и она, не выпуская из рук швабру, направилась в сторону коленопреклоненного алтарника. Вторая, преградив ей дорогу, зашептала:
- Да не обижай ты парня, он и так Богом обиженный, я сама потом подсвечник почищу.
- Ну, как знаешь, - отжимая тряпку, все еще сердито поглядывая в сторону алтарника, пробурчала уборщица.
Валерий, стоя на коленях, тревожно прислушивался к перебранке уборщиц, а когда понял, что беда миновала, достал еще две свечи, поставил их рядом с первой, снова встал на колени:
- Прости меня, Пресвятая Богородица, что не вовремя ставлю тебе свечки, но когда идет служба, тут так много свечей стоит, что ты можешь мои не заметить. Тем более они у меня маленькие, по десять копеек. А на большие у меня денег нету и взять-то не знаю где.
Тут он неожиданно всхлипнул:
- Господи, что же я Тебе говорю неправду. Ведь на самом деле у меня еще семьдесят копеек осталось. Мне сегодня протодиакон рубль подарил: лНа, - говорит, - тебе, Валерка, рубль, купи себе на Рождество мороженое крем-брюле, разговейся от души». Я подумал: крем-брюле стоит двадцать восемь копеек, значит, семьдесят две копейки у меня остается и на них я смогу купить Тебе свечи.
Валерка наморщил лоб, задумался, подсчитывая про себя что-то. Потом обрадованно сказал:
- Тридцать-то копеек я уже истратил, двадцать восемь отложил на мороженое, у меня еще сорок две копейки есть, хочу купить на них четыре свечки и поставить Твоему родившемуся Сыночку. Ведь завтра Рождество.
Он, тяжко вздохнув, добавил:
- Ты меня прости уж, Пресвятая Богородица. Во время службы около Тебя народу всегда полно, а днем - никого. Я бы всегда с Тобою здесь днем был, да Ты ведь Сама знаешь, в алтаре дел много. И кадило почистить, ковры пропылесосить, и лампадки заправить. Как все переделаю, так сразу к Тебе приду.
Он еще раз вздохнул:
- С людьми-то мне трудно разговаривать, да и не знаешь, что им сказать, а с Тобой так хорошо, так хорошо! Да и понимаешь Ты лучше всех. Ну, я пойду.
И, встав с колен, повеселевший, он пошел в алтарь. Сидя в лпономарке» и начищая кадило, Валерий мечтал, как купит себе после службы мороженое, которое очень любил. лОно вообще-то большое, это мороженое, - размышлял парень, - на две части его поделить, одну съесть после литургии, а другую - после вечерней».
От такой мысли ему стало еще радостнее. Но что-то вспомнив, он нахмурился и, решительно встав, направился опять к иконе лСкоропослушница». Подойдя, он со всей серьезностью сказал:
- Я вот о чем подумал, Пресвятая Богородица, отец протодиакон - добрый человек, рубль мне дал, а ведь он на этот рубль сам мог свечей накупить или еще чего-нибудь. Понимаешь, Пресвятая Богородица, он сейчас очень расстроен, что снега нет к Рождеству. Дворник Никифор, тот почему-то, наоборот, радуется, а протодиакон вот расстроен. Хочется ему помочь. Все Тебя о чем-то просят, а мне всегда не о чем просить, просто хочется с Тобой разговаривать. А сегодня хочу попросить за протодиакона, я знаю, Ты и Сама его любишь. Ведь он так красиво поет для Тебя УЦарице моя Преблагая...Ф
Валерка закрыл глаза, стал раскачиваться перед иконой в такт вспоминаемого им мотива песнопения. Потом, открыв глаза, зашептал:
- Да он сам бы пришел к Тебе попросить, но ему некогда. Ты же знаешь, у него семья, дети. А у меня никого нет, кроме Тебя, конечно, и Сына Твоего, Господа нашего Иисуса Христа. Ты уж Сама попроси Бога, чтобы Он снежку нам послал. Много нам не надо, так, чтобы к празднику беленько стало, как в храме. Я думаю, что Тебе Бог не откажет, ведь Он Твой Сын. Если бы у меня мама чего попросила, я бы с радостью для нее сделал. Правда, у меня ее нет, все говорят, что я - сирота. Но я-то думаю, что я не сирота. Ведь у меня есть Ты, а Ты - Матерь всем людям, так говорил владыка на проповеди. А он всегда верно говорит. Да я и сам об этом догадывался. Вот попроси у меня чего-нибудь, и я для Тебя обязательно сделаю. Хочешь, я не буду такое дорогое мороженое покупать, а куплю дешевенькое, за девять копеек - молочное.
Он побледнел, потупил взор, а потом, подняв взгляд на икону, решительно сказал:
- Матерь Божия, скажи Своему Сыну, я совсем не буду мороженое покупать, лишь бы снежок пошел. Ну, пожалуйста. Ты мне не веришь? Тогда я прямо сейчас пойду за свечками, а Ты, Пресвятая Богородица, иди к Сыну Своему, попроси снежку нам немного.
Валерий встал и пошел к свечному ящику, полный решимости. Однако чем ближе он подходил, тем меньше решимости у него оставалось. Не дойдя до прилавка, он остановился и, повернувшись, пошел назад, сжимая во вспотевшей ладони оставшуюся мелочь. Но, сделав несколько шагов, повернул опять к свечному ящику. Подойдя к прилавку, он нервно заходил около него, делая безсмысленные круги. Дыхание его стало учащенным, на лбу выступила испарина. Увидев его, свечница крикнула:
- Валерка, что случилось?
- Хочу свечек купить, - остановившись, упавшим голосом сказал он.
- Господи, ну так подходи и покупай, а то ходишь, как маятник.
Валерка тоскливо оглянулся на стоящий вдали кивот со лСкоропослушницей». Подойдя, высыпал мелочь на прилавок и осипшим от волнения голосом произнес:
- На все, по десять копеек.
Когда он получил семь свечей, у него стало легче на душе.
...Перед вечерней Рождественской службой неожиданно повалил снег пушистыми белыми хлопьями. Куда ни глянешь, всюду в воздухе кружились белые легкие снежинки. Детвора вывалила из домов, радостно волоча за собой санки. Протодиакон, солидно вышагивая к службе, улыбался во весь рот, раскланиваясь на ходу с идущими в храм прихожанами. Увидев настоятеля, он закричал:
- Давненько, отче, я такого пушистого снега не видел, давненько. Сразу чувствуется приближение праздника.
- Снежок - это хорошо, - ответил настоятель, - вот как прикажете синоптикам после этого верить? Сегодня с утра прогноз погоды специально слушал, заверили, что без осадков. Никому верить нельзя.
Валерка, подготовив кадило к службе, успел подойти к иконе:
- Спасибо, Пресвятая Богородица, какой добрый у Тебя Сын, мороженое-то маленькое, а снегу вон сколько навалило.
лВ Царствии Божием, наверное, всего много, - подумал, отходя от иконы, Валерка. - Интересно, есть ли там мороженое вкуснее крем-брюле? Наверное, есть», - заключил он свои размышления и радостный пошел в алтарь.
Самара, январь 2003 г.
Соборный чтец
лТы еси Бог творяй чудеса»
В Рождественский сочельник в ризнице кафедрального собора сидели сразу пятеро семинаристов. Все они приехали на рождественские каникулы в свою родную епархию. И все пришли в кафедральный собор прислуживать архиерею за празд-ничным богослужением. Такого количества молодых иподиаконов кафедральный собор еще не видел. Обычно архиерею всегда прислуживали двое: его личный шофер Александр Павлович и заведующий епархиальной канцелярией Андрей Николаевич. Оба уже довольно солидного возраста. В Духовных семинариях от епархии в разные годы одновременно обучались не более одного-двух семинаристов. На весь Советский Союз было всего три семинарии. Когда желание учиться изъявили пять человек сразу, то архиерей дал им рекомендации в разные места. Двое поступили в Московскую семинарию, двое - в Одесскую и еще один - в Ленинградскую.
Семинаристы сидели в ризнице, ожидая ночной Рождественской службы. Ленинградский семинарист Константин Макаров увлеченно читал книгу. Московские семинаристы Михаил Сеняев и Николай Груздев стояли перед иконой и вычитывали лканоны ко Святому Причащению». Братья Коньковы Алексей и Борис, учащиеся Одесской семинарии, начищали до блеска архиерейский жезл и репиды. Короче, каждый был занят своим делом.
Вдруг дверь с улицы распахнулась и в ризницу ввалился Авдеев Сергей, соборный чтец. В свое время, по окончании Духовной семинарии, его, как музыкально одаренного человека, поставили управлять архиерейским хором. Вскоре он женился на одной из певиц хора и стал готовиться к рукоположению в сан диакона. К несчастью, брак оказался неудачным, не прожив и полгода, они разошлись. Но когда архиерей уже было собрался рукоположить его в диаконы, Авдеев неожиданно женился во второй раз и опять неудачно. Вопрос о рукоположении его в духовный сан отпал сам собой по каноническим причинам. Авдеев стал выпивать. Тогда архиерей перевел его с верхнего хора в нижний, любительский. От этого лнизвержения», как его называл сам Авдеев, он стал выпивать еще больше. В конце концов его пришлось уволить и из регентов нижнего хора, правда, архиерей, пожалев, разрешил оставить его чтецом собора. Сейчас, когда он вошел в ризницу, было заметно, что он пьян, но на ногах Авдеев еще держался.
Отряхнув снег и оглядевшись, он вдруг стал громко хохотать, тыкая пальцем в сторону семинаристов.
- Хо-хо-хо, ну, рассмешили! Я сейчас живот с вами надорву от смеха. Ой, насмешили. Ну, спасибо, повеселили меня на праздник.
Семинаристы недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что так рассмешило Авдеева. Костя Макаров, оторвавшись от книги и сняв очки, близоруко щурясь, спросил:
- Объясните нам, Сергей Петрович, что Вы увидели смешного?
- Вас, вас увидел, вот это и смешно, - продолжая давиться от смеха, говорил Сергей.
- Что же в нас такого смешного? - не унимался Костя. - Растолкуйте нам, и мы тоже посмеемся.
- Растолкую, конечно, растолкую, - успокоил его Авдеев.
Наконец ему удалось справиться со своим неудержимым смехом.
- Когда я учился в Московской духовной семинарии, - начал он, - то среди нас ходил такой афоризм, что в Ленинграде семинаристы учатся, в Москве - молятся, а в Одессе - работают. Захожу я сейчас к вам и что же вижу? Из Ленинграда Костя книгу читает, эти двое, московские, молятся, а эти - работают. Ну, разве это не смешно? Теперь понятно?
- Все нам понятно, - нахмурился Михаил Сеняев, - только непонятно, как Вы будете в таком виде службу справлять?
- А вы еще до такого понятия не доросли, молоды больно, чтоб все понимать. Он присел на лавочку и, сразу поскучнев, грустно вздохнул:
- Что же вы думаете, я всегда таким был? Да я вообще к этой гадости не притрагивался, диаконом мечтал быть. Вот, думаю, стану диаконом, выйду на горнее место, да как запою великий прокимен. В каждую ноту вложу всю свою душу, чтобы до всех стоящих в храме дошло, как велик Бог и как велики Его чудеса.
Глаза его при этих словах увлажнились, и он, встав с лавки и вытерев их кулаком, во весь голос запел великий прокимен: лКто Бог велий яко Бог наш, Ты еси Бог творяй чудеса. Сказал еси людем силу ТвоюЕ»
Его голос звучал насыщенно и мелодично, заставляя в волнении трепетать сердца семинаристов. Пение прокимена вселяло какую-то радостную уверенность в том, что Бог и данная Им Православная вера есть то единственное на свете, ради чего нужно и должно жить. Семинаристы встали со своих мест, с восхищением взирая на Сергея Авдеева. Допев прокимен до конца, он еще некоторое время стоял, как бы прислушиваясь к уходящим в небо звукам. Потом, понурив взгляд в пол, обре-ченно махнул рукой:
- Теперь все мои мечты коту под хвост, а вы еще что-то говорите. Думаете, сам не понимаю, что негоже в таком виде на Рождественскую службу идти? Да я ине пойду на клирос. Встану в храме среди народа и буду молится Богу и вопрошать Его, пошто не дал мне диаконом стать? Хотя чего вопрошать, сам виноват. А то прямо как у Адама выйдет: лжена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел», - и Авдеев опять захохотал:
- Не женитесь, братья, поспешно, а то можете всю жизнь себе испортить. А уж почитать сегодня на клиросе любой из вас сможет.
- Почитать-то мы почитаем, - сказал Борис Коньков, - да только, как Вы, все равно не сможем. Сергей Петрович, а Вы ложитесь и поспите, до службы еще четыре часа, а мы Вас потом разбудим.
- Правда, Сергей Петрович, останьтесь, пожалуйста, - просительно сказал Николай Груздев, - без Вас не обойтись, никто не сможет лучше Вас проканонарить лС нами БогЕ», у Вас это так здорово получается! Вы ведь голосом в каждое слово такое глубокое понятие вкладываете, что просто аж мурашки по телу. Кстати, признаюсь Вам честно, идти учиться в семинарию я надумал после того, как два года назад случайно зашел в собор на Рождество и услышал, как Вы провозглашали: лС нами Бог. Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог».
- Это правда? - удивился Авдеев. - Значит, вот как, оказывается. Никогда бы не подумал, что ты из-за этого в семинарию пошел.
- Да вот так и получилось, Сергей Петрович, я тогда как раз раздумывал, куда мне после армии поступать учиться. Верующим себя не больно-то считал, а как услышал Вас, что-то в душе моей перевернулось, и я решил идти в Духовную семинарию.
Авдеев в раздумье почесал затылок:
- Да, красиво сказать и пропеть - это, действительно, проповедь. Хорошо, пожалуй, останусь, посплю, а то вдруг еще кто-нибудь в храм сегодня войдет, вроде нашего Николая Груздева, - и он, подмигнув семинаристам, пошел укладываться на диван.
Семинаристы выключили свет и на цыпочках вышли из ризницы, осторожно прикрыв дверь.

Самара, ноябрь 2003 г.
Командировка в иную реальность
Светлой памяти моего тестя,
протоиерея Иоанна Державина, посвящается

Вызов к главному редактору Андрея Агапова радостно взволновал. Ему до смерти надоело сидеть в отделе писем лСельских новостей». Хотелось настоящей работы: репортажей с целины, статей о покорении Севера, ну, словом, куда-нибудь в гущу событий, где жизнь бурлит, где есть, о чем писать. Василий Федорович встретил Андрея, предложил присесть к столу. Он долго протирал очки носовым платком, рассматривая на свет, наконец, водрузив их на свой большой мясистый красный нос, взял со стола бумагу, мельком взглянул на нее, затем, отложив в сторону, снова снял очки и тогда уже обратился к Андрею:
- Ты все сетуешь, Андрюша, что тебя в командировку не посылают. Ну что ж, думаю, пришла пора поручить тебе ответственное дело. Поступил к нам тревожный сигнал: в Чертыхинском районе Балашовской области один лектор из общества лЗнание» собирался ехать в село читать лекцию на атеисти-ческую тему. Повесили афишу в клубе, а местный священник возьми да и скажи на проповеди, что, мол, пойдет на лекцию да вопрос лектору задаст, пусть тот принародно ответит. Прослышал об этом лектор, испугался и, сославшись на болезнь, не поехал читать лекцию. Тема получила широкую огласку в районе, дошло даже до Москвы. Вот и поручили нам статью или фельетон пропечатать, чтобы лектора пристыдить, да и этого попа урезонить. Ты как нельзя лучше для этого дела подходишь. Журфак неплохо закончил, а главное, по диамату и научному атеизму у тебя пятерки. Так что давай дуй в бухгалтерию, оформляй командировку - и вперед.
На выходе из бухгалтерии Андрей столкнулся с корреспондентом газеты Игорем Стрелковым.
- А я тебя ищу, - как-то радостно воскликнул тот. - Нинка сказала, что тебя в командировку посылают в Чертыхино, я там бывал, освещал лбитву за урожай», так что могу поделиться информацией, что, как и у кого. Слушай, старик, - резко сменил тон Игорь, - займи треху до аванса, трубы горят. Вчера с Женькой Корякиным из лКомсомолки» его загранкомандировку от-мечали, пили виски, хороший напиток, почти как наш самогон, ну, сам понимаешь, немного перебор. - Получив деньги, он предложил: - Пойдем, старик, в буфет, перекусим.
В буфете Андрей взял себе бутылку кефира, бутерброд с колбасой и булочку с маком. Игорь - сто граммов и стакан лБуратино». Он сразу проглотил водку и, отпив лимонада, задумчиво стал прислушиваться к процессу, происходящему в его организме.
- Фу, - облегченно вздохнул он, - хорошо пошла, зараза, надо еще присовокупить вдогонку, - и он пошел со стаканом к стойке буфета. Вернувшись к столу, развалился вальяжно на стуле, закинув ногу на ногу: - Ну, теперь рассказывай, старик, что к чему.
Когда Андрей рассказал то, что уже знал, Игорь многозна-чительно протянул:
- Да-а, не повезло тебе, старик.
- Это почему же? - удивился Андрей.
- Да тема больно скользкая. Понимаешь, как бы это тебе сказать? Ну, словом, ты еще начинающий, а мы, журналисты, хотя и народ тертый, но суеверный. Не очень-то хочет наш брат против Бога выступать.
- Что, они в Бога верят, что ли?
- Кто верит, а кто не верит, всем в душу не заглянешь, но здесь срабатывает принцип, который как-то выразил знаменитый ученый Паскаль: лЕсли Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть, а я в Него не верю, я все теряю». У артистов кино поверье: если второй раз в гробу снимаешься, то обязательно умрешь. Вот никто из них второй раз в гроб ложиться и не соглашается, даже если из-за этого хорошая роль теряется. У журналистов тоже поверье: три раза написал в газете против Бога - и не жилец на свете. Ну да ладно, у тебя это первая публикация будет, так что ничего, думаю, обойдется.
- С чего ты решил, что я против Бога буду писать, я о людях конкретных и их поступках.
- Ха-ха, чудак. О поступках нельзя писать, не описывая их мотивацию, а поскольку ты будешь писать про попа и атеиста, то в их мотивации ты как раз и столкнешься с Богом. Ну, старик, я гляжу, совсем тоску на тебя нагнал. Это потому, что ты кефир пьешь, а пил бы водку, как я, был бы веселый. Ничего, я тебе для поднятия тонуса случай забавный расскажу, который произошел в том райцентре, куда ты едешь. Когда я там в командировке описывал лбитву за урожай», коллега из районной газеты указал один адресок, который помог мне скрасить сельские будни. Жила там тетя Нюра, которая прекраснейший самогон выгоняла. Развеселая она была женщина, да еще племянница ее на каникулы из института приехала. Так что я время зря не терял. Сам понимаешь, я человек холостой, когда в командировке, - и он захохотал сам над своей шуткой. - Так вот, у тети Нюры был вредный сосед, который имел на нее зуб, за спор об огородной меже. Решил он тете Нюре пакость сотворить, пошел и донес участковому про самогон. А участковый был большой любитель самогон конфисковывать. Взял он с собой понятых, этого соседа да еще одного ллюбителя» и пошли они к тете Нюре, а ей кто-то из доброхотов шепнул, что, мол, идут к тебе, прячь. Она спрятала самогон подальше, а вместо него поставила флягу с простой водой. Приходят они и требуют, чтобы добровольно выдала незаконную продукцию. Тетя Нюра, естественно, в отказ - ничего у меня нет, ищите сами. Заглянули они под кровать, вытащили флягу: лА это что?» - лЭто не самогон, это простая вода», - отвечает тетя Нюра. лНу, рассказывай нам сказки. Будем для опознания пробу снимать». Налили по стакану на брата, опрокинули в рот - действительно, вода. лА что ты воду под кроватью хранишь?» - недоумевает участковый. А тетя Нюра говорит: лТак как же не хранить, если у нас обычай такой. Свекровь моя померла, обмыли ее, а воду сорок дней храним». Что тут началось, мама родная! Как кинулись участковый с понятыми во двор и давай блевать. Да, говорят, с тех пор в рот не берут, трезвенниками их тетя Нюра сделала.
История хотя и показалась Андрею смешной, вот только концовка с блевотиной немного испортила впечатление от рассказа.
Расставшись с Игорем, Андрей пошел к Якову Иосифовичу Бугерману, который, несмотря на свой давно уже пенсионный возраст, продолжал трудиться в фотолаборатории редакции. Как специалиста, в этом деле его высоко ценили не только в газете. Слава о нем как о мастере высокого класса достигла даже Старой площади, и он не раз получал заказы на изготовление портретов членов ЦК. В свободные минуты Андрей любил заходить в его лабораторию поговорить, посоветоваться и послушать рассказы о жизни журналистской братии в довоенные и военные годы. В годы войны дядя Яша (так звали его в редакции) не раз бывал на передовой, был даже легко ранен, имел награды, чем очень гордился. лДля такого, как я, прожженного еврея, Андрюша, иметь боевые награды во сто крат выгоднее, чем персональную пенсию, все тебя уважают, место в трамвае уступают, и никто мордой жидовской не обзовет», - не раз говаривал он.
Едва Андрей переступил порог фотолаборатории, в нос ударил густой запах жареных кофейных зерен.
- Проходи, - обрадовался Яков Иосифович, - вовремя зашел, сейчас буду кофе готовить по-гавайски. А это долгий процесс, так что наберись терпения.
И он стал колдовать над кофейной туркой, что-то там помешивая, то опуская ее на огонь, то поднимая и при этом постукивая по турке ложечкой. Наконец кофе был готов, и он, разлив по чашкам, спросил:
- Ну, Андрюша, какие новости мне, старику, принес? Услышав о предстоящей командировке, сделал резюме:
- И что же они хотят? Если бы и я был на месте того неза-дачливого лектора, то тоже бы не поехал. Что он может, этот лектор, против священника?
- Что Вы такое говорите, дядя Яша, - возмутился Андрей, - в наш-то космический век, в век научно-технического прогресса и не ответить на вопрос, заданный со стороны религиозного отсталого сознания?
- Да, - вздохнул дядя Яша, - век космический и технический прогресс - это реальность, но, с другой стороны, Церковь и эти священники - тоже реальность, только для нас - иная реальность, и вот в эту иную реальность тебя посылают. Не нравится мне все это, откажись, Андрюша, пока не поздно.
- Как же я откажусь? Заболеть, что ли, как тот лектор? Что мне, современному человеку, бояться какой-то средневековой отсталости?
- А ведь раньше, Андрюша, в двадцатые годы, были в моде антирелигиозные диспуты между атеистами и священнослужителями. И ты знаешь, не в пользу первых. Думаю, что, видя это, они потом диспуты и прикрыли. Но один диспут я запомнил очень хорошо.
...Было это весной 1923 года, где-то в конце мая. Я, тогда еще совсем юнец, работал фотографом в ОКС - общество культурной связи с заграницей. И это наше общество выступило инициатором очередного антирелигиозного диспута. Пригласили самого наркома просвещения Луначарского, оппонентом его должен был выступать очень известный деятель Церкви митрополит Александр Введенский. Местом их словесной дуэли выбрали Политехнический музей. Темой диспута, как сейчас помню, была только что вышедшая во Франции книга Анри Барбюса лИисус против Христа». Луначарский выступал первым, говорил он легко и свободно в тоне светской беседы, пересыпая свою речь анекдотами, остротами, не повышая голоса, без жестикуляций и пафоса. Произношение слов на иностранный манер, таких как лрежиссер», лмебель», завершало впечатление высококультурного человека-европейца, - дядя Яша отхлебнул кофе из чашечки, причмокнув губами, как-то задумчиво произнес: - Да, сегодняшние министры так выступать не смогут, - он еще раз отхлебнул кофе и стал прикуривать сигарету, долго чиркая зажигалкой. Наконец, прикурив, продолжил:
- Введенский начал в том же тоне. Однако в середине речи, когда он заговорил о главе в книге под названием лКто-то прошел!», произошел какой-то перелом. Речь Введенского стала прерывистой, трепетной, нервной. Он взволнованно говорил нам о шагах, которые отдаются в нашем сердце. Невольно какое-то волнение охватило и нас, слушающих. лКто-то прошел, кто-то прошел! Разве не слышите вы, что кто-то прошел?» - вопрошал нас митрополит, как бы пораженный внезапным видением и как бы сам прислушиваясь к чему-то. Мы, сидящие в зале, начали ерзать на стульях и беспокойно переглядываться, где-то послышались приглушенные рыдания. Но оратор, по-видимому, уже ничего не слышал и не видел. Продолжая говорить о Христе как о единственной светящейся точке в истории, он доказывал нам, что без Христа все в мире бессмысленно, хаотично, не нужно. лМир без Христа, - говорил он, - это уродливая карусель отвратительных масок, лишь один клубок свивающихся в конвульсиях тел». Рисуя перед нами картину необузданных человеческих страстей, от которых содрогаются небо и земля, и как бы сам пугаясь ее, он лихорадочно восклицал: лНо все же кто-то прошел! Кто-то прошел! Разве вы не слышите, что кто-то прошел! Ведь нельзя же жить, если никто не прошел!» Конец речи митрополита просто потряс весь зал: лКто-то - это Христос, - вещал он, - Вечный, живой, Сияющий в нетленной красоте, Единый, Кто указывает человеку истинный путь». Надо сказать, Андрюша, что аплодировали все: православные и старообрядцы, сектанты и свободомыслящие интеллигенты, и атеисты.
- Вы тоже, дядя Яша?
- А как же, я тогда моложе тебя был. На меня речь произвела сильное впечатление, я даже несколько раз перечитал ее стенограмму, а потом стал подумывать о крещении в Церкви да так и не решился.
- Я тоже некрещеный, - признался Андрей.
- Нашел чем хвастаться, сейчас таких много. Я-то хоть обрезанный, правда, в синагогу не хожу, да и верующим себя не считаю. Хотя, кто его знает, наверное, что-то есть наверху, кто-то нами управляет.
- Да бросьте Вы, дядя Яша, незнание законов природы породило идею Божества.
- Так-то оно так, только вот чего-то я не вижу, чтобы современное познание законов природы уничтожило бы в людях эту идею, - подытожил разговор дядя Яша, прощаясь с Андреем.
Всю дорогу в поезде Андрей обдумывал встречу со священником. Что он мог о них знать? Сказка Пушкина лО попе и о работнике его Балде», пожалуй, и все - подытожил он свои раздумья. Заваливаясь спать на верхнюю полку, решил, что утро вечера мудренее. Утром, выйдя на станции в Чертыхино, сразу пошел в райисполком. Там его принял зампредрайисполкома. Глянул на корреспондентское удостоверение и, узнав, по какому вопросу Андрей приехал, сразу принял кислое выражение лица.
- Что же получается, Андрей Николаевич, теперь нас на весь Советский Союз ославлять? А я же с самого начала был против решения комиссии, так нет, не послушали.
- Какого решения? - не понял Андрей.
- До этого священника, отца Павла, из-за которого весь сыр-бор начался, у нас другой поп был. Выпивал, ругался, словом, безобразничал на приходе. Ну, народ стал жалобы присылать к нам с просьбой, чтобы убрали его. Дело это, конечно, не наше, а епископа. Но народ-то разве понимает, по любым вопросам жалобы все равно к нам шлют. Многие в райисполкоме решили, что надо этими жалобами воспользоваться для борьбы с религией, убрать священника. Ну и дали ход этим жалобам в епархию. Батюшку этого, действительно, убрали, да только рано мы радовались. Прислали на его место непьющего, умного, верующего священника. Теперь церковь полна народу. Процент исполняющих обрядность значительно повысился. Нас за такую слабую работу в идеологической сфере расчихвостили в райкоме партии. Ну, мы решили исправить положение и усилить пропаганду, послали в эту деревню лектора. А видите, как вышло. А ведь я был на комиссии против, чтобы того пьяницу убирали, чуяло сердце, что своим поведением батюшка нам десять лекторов атеизма заменяет, а то и более.
- Где я могу того лектора видеть?
- Да нигде Вы видеть его уже не можете. Оргвыводы мы сделали и его уволили. Он уехал куда-то в другую область.
- А как мне повидаться с этим священником?
- Церковь в деревне, пятнадцать километров от райцентра. Я Вам дам свой луазик», поезжайте, да пропишите все как следует, чтобы этого батюшку от нас убрали, а то что получается - прямо идеологическая диверсия какая-то.
До деревни Маркино доехали быстро. Когда дорога дала изгиб, обогнув березовую рощу, на холме показалась пятиглавая каменная церковь с высокой колокольней. Вокруг храма группировались дома, утопая в зелени садов. Не доезжая до церкви, Андрей попросил высадить его. Перекинув сумку через плечо, направился прямиком к храму. Недалеко от храма возле мотоцикла возился молодой человек лет двадцати семи-тридцати.
- Здравствуйте, Вы не подскажете, как мне найти священника? - подойдя к нему, спросил Андрей.
Молодой человек с аккуратной бородкой обернулся.
- Искать не придется, вот он, перед Вами.
Андрей растерялся. Всякие его представления о священнике начали рушиться, еще не успев создаться. Молодой человек был в рубашке с короткими рукавами и шароварах. На ногах - китайские кеды. Батюшка, наверное, поняв причину растерянности Андрея, улыбнувшись, проговорил:
- Да Вы не смущайтесь, это я для удобства так одет, чтобы с мотоциклом возиться, барахлит он у меня малость. Так Вы по какому, собственно говоря, делу?
Когда Андрей представился, священник сказал:
- А я почему-то так и подумал, хоть и говорит пословица: лПопа и в рогожке узнаешь», - но сегодня, думаю, и к Вашему брату-корреспонденту это относится. Что мы здесь с Вами стоим, пойдемте ко мне в дом, время как раз обеденное.
Андрей, повинуясь обаянию этого молодого священника, безропотно пошел за ним в дом. У невысокого деревянного дома, возле храма, их встретила молодая женщина с маленьким ребенком на руках, еще двое малышей возились около крыльца в куче песка.
- Это моя супруга Любовь Сергеевна и наши трое детей. Проходите, Андрей Николаевич, в дом, мойте руки и прошу к столу, там и поговорим.
Когда Андрей зашел в горницу, вся семья батюшки сидела, ожидая его, он тоже собирался присесть. Но тут все встали и, повернувшись к переднему углу с иконами, запели молитву. Андрей, уже было присевший, подскочил, как ужаленный, не зная, что ему делать, так и стоял вполоборота к иконам. Повернуться полностью к иконам он не решился. Ему казалось, что этим он как бы выразит свое участие в молитве, а это он меньше всего хотел показать. Краешком глаза он заметил, что малые дети тоже подпевают родителям. После пения молитвы священник повернулся к столу и, перекрестив его рукой, нараспев произнес какую-то молитву, в которой Андрей четко расслышал, что благословляется лястие и питие рабом Твоим». То, что и его причисляют к рабам, почему-то больно кольнуло самолюбие Андрея. В сознании всплыла картинка из учебника, где школьник пишет на доске: лМы не рабы, рабы не мы».
Жена священника разлила по тарелкам куриный суп:
- Кушайте, Андрей Николаевич, Вы ведь с дороги.
На десерт к чаю подали оладьи с медом. Андрей решился начать разговор:
- А как мне Вас величать? - обратился он к священнику.
- Отчество у меня Петрович, но для простоты зовите, как это принято - отец Павел.
- Какой же Вы мне отец, - улыбнулся Андрей, - мы с Вами почти ровесники.
- А Вы воспринимайте эту приставку к имени как некое звание у военных, например, капитан, - засмеялся батюшка, - но, если Вам все же неудобно, зовите Павел Петрович, мне все равно. Или лучше давайте на ты, раз мы ровесники, и матушку Любу зовите просто Люба.
- Можно попробовать, - согласился Андрей.
- Вот и хорошо, Андрей, а теперь давай выкладывай, что бы хотела вызнать твоя любопытная корреспондентская душа...
- Да прежде всего хотелось бы знать, чем ты так напугал лектора и какой вопрос собирался ему задать?
- Не знаю, какой вопрос я бы ему задал, ведь это зависело от темы его лекции, а лекция, увы, не состоялась.
- Ну, если бы он, к примеру, стал говорить, что наука отрицает идею Бога?
- Тогда я бы спросил: какая конкретно наука отрицает Бога?
- К примеру, физика. Эта наука дает человеку реальную картину окружающего нас мира и ни о каком Боге она не свидетельствует.
- Правильно ты говоришь, - согласился Павел, - физика может свидетельствовать только о физическом, материальном мире и о его законах, так как этот физический мир является единственным предметом ее изучения и ничего не может говорить о духовном мире и о его законах, ибо это не входит в пределы компетенции физики как науки. То же можно сказать и о других естественных науках.
Андрей надолго замолчал, не торопясь отхлебывая чай и обдумывая тупиковую ситуацию. Наконец он улыбнулся и торжественно сказал:
- Есть такая наука.
- Это какая же? - удивился отец Павел.
- Научный атеизм, - торжественно провозгласил Андрей.
- Боюсь разочаровать тебя, Андрей, но научный атеизм вовсе не является наукой по той простой причине, что он не имеет своего собственного положительного предмета.
- Как так не имеет предмета, - растерялся Андрей, - религия и является его предметом.
- Тогда это уже не научный атеизм, а религиоведение. Но оно изучает историю религиозных исканий человечества в его разных культурных проявлениях - и не более.
- Но научный атеизм говорит о Боге в отрицательном, ко-нечно, значении.
- Бог может быть предметом изучения только богословия, но не атеизма, который держится на одном голом отрицании.
- Ну, хорошо, - сказал Андрей, - если атеизм не может доказать, что Бога нет, то может ли религия доказать, что Он есть?
- Тоже не может, - согласился отец Павел.
- Вот видишь, - торжествовал Андрей.
- Религия, Андрей, не доказывает бытие Бога, а показывает Его. Говорит о том, что Богу нужно верить. Если бы Бога можно было доказать, то это была бы уже не вера в Него, а знание. Но, в отличие от атеизма, у богословия есть веские аргументы в пользу бытия Бога.
- Это какие?
- Ну, например, если мы зададимся вопросом о первопричине нашего мира, то есть откуда взялся этот мир, то невольно приходим к умозаключению о Боге как Творце.
- Ерунда, - начал уже сердиться Андрей, - никто мира не творил, он сам себя сотворил.
- Интересно, кем бы я выглядел в твоих глазах, если бы на вопрос, кто испек эти оладьи, заявил, что никто их не пек, они сами испеклись. Тесто нечаянно упало в кислое молоко и, перемешавшись, стало прыгать на горячую сковородку. При этом учти, оладьи - самое простейшее кулинарное блюдо, состоящее из трех-четырех компонентов. А ты говоришь, мир сам себя создал.
Отец Павел стал смеяться, Андрею тоже стало смешно от этого примера. Он, хохоча, взял оладушек с тарелки и серьезно его вопросил:
- Так ты сам себя испек? Ну так получай, - и, разорвав его пополам, обмакнул в мед и, отправив в рот, запил чаем. - Все, Павел, я окончательно запутался. Видно, нас недоучили в институте.
- Да те, кто вас там обучал, сами не могут разобраться толком в этих вопросах. Разум и логика к истинной вере привести не могут, а только могут дорогу к ней расчистить. Больше не будем сегодня о серьезных вещах. У нас, Андрей, после обеда намечено важное мероприятие, хочу матушку Любу на мотоцикле научить ездить.
- Да брось ты, Павел, зачем это мне? - засмущалась матушка.
- Как - зачем? А вдруг у меня срочное дело, а тебе в это время в район надо съездить за чем-нибудь. Не спорь со мной, ездить на мотоцикле проще, чем на велосипеде.
Все опять встали из-за стола и пропели молитву. Андрей на этот раз стоял лицом к иконам, считая, что это не означает его участия в молитве, а лишь дань уважения к гостеприимным хозяевам дома. Мотоцикл был лИж-Юпитер» с коляской. Отец Павел пояснил, что в его хозяйстве эта техника необходима. На машину у него нет средств, а на мотоцикле и сено из леса корове можно привезти, и за продуктами в район съездить, и на рыбалку. Андрей разместился в коляске, отец Павел сел за руль, матушка Люба уселась сзади него. Пока выезжали из деревни, отец Павел, перекрикивая рев мотора, объяснял жене, как надо переключать скорости. За деревней они поменялись с матушкой местами. Та долго не могла тронуться с места, наконец поехала. Вначале ехали тихо, на первой скорости. Павел потребовал переключиться на вторую, а затем и на третью. На дороге попался камень и матушка, не справившись с рулем, повернула в сторону, мотоцикл понесся под косогор к реке.
- Убирай газ и тормози, - закричал отец Павел.
Но матушка, испугавшись, вместо торможения прибавила газу - и уже через минуту все трое оказались в реке. Андрей даже толком не успел испугаться. Было неглубоко, чуть выше пояса. Отец Павел начал было сердито выговаривать матушке, но потом, увидев, что она сама чуть не плачет, стал нарочито смеяться:
- Ну, молодец Люба, искупала нас, ай да молодец!
Но матушка его веселья не разделяла. Выйдя из воды и отжав полу юбки, сказала:
- Ну что, убедился в моей неспособности управлять мотоциклом?
- Да что ты, Люба, Бог с тобой, с кем не бывает. Вон медведей в цирке и то обучают на мотоциклах.
- Вот пусть медведи и ездят, а меня не проси, больше за руль ни за что не сяду, - и пошла в деревню.
- Люба, - крикнул Павел, - пришли к нам Пантелеича с лошадью, мотоцикл вытягивать.
- Пришлю, - крикнула матушка Люба и помахала с косогора рукой. Отец Павел с Андреем, скинув верхнюю одежду и разостлав ее на солнце сушиться, стали плавать около мотоцикла наперегонки. Вечером за Андреем прибыл присланный из администрации луазик», но он отослал его назад, сказав, что вернется своим ходом. Еще целую неделю он пробыл в гостях у отца Павла и матушки Любы. Вместе с батюшкой они на утренней зорьке ездили на речку рыбачить. Косили сено на лесных делянках. Подолгу беседовали обо всем на свете. К поезду на вокзал отец Павел сам отвез Андрея. Прощались как старые друзья.
Приехав в Москву, Андрей сразу зашел к главному редактору.
- Ну как, доволен командировкой, Андрюша? Да и сам вижу, вон какой румяный и загорелый.
- Спасибо, Василий Федорович, за интересную командировку, вот подготовил очерк о буднях сельского священника.
- Давай оставляй, сейчас мне некогда, потом просмотрю и в номер, а сейчас подключайся к работе, расслабляться некогда.
Андрей спустился в фотолабораторию, к дяде Яше. Разлив кофе по чашечкам и прикурив сигарету, Яков Иосифович, подмигнув Андрею, вопросил:
- Рассказывай, Андрюша, старику, как прошла твоя командировка в линую реальность».
- Да я и сам, дядя Яша, иной явился, я ведь теперь крещеный.
- Ох, чуяло мое сердце беду, ведь уговаривал тебя, откажись.
- Да что же плохого, дядя Яша, в том, что я крестился?
- Да я не про это, Андрюша, а про то, что ты там за статью сочинил, после того как крестился. Если ты написал все правдиво, то тебя наверняка не напечатают. Но это еще полбеды. Беда в том, что это конец твоей журналистской карьере. Все твое образование коту под хвост, вот о чем я хочу сказать. Лучше бы ты сослался больным и не поехал. Здоровые-то нынче не в цене.
Самара, 2002 Ц март 2003 г.
Попутчик
Состав поезда лязгнул и остановился, обдав стоящих на перроне специфическим запахом дыма, чего-то прелого, кислого, свойственного всем нашим поездам. Отец Виктор немного неудачно выбрал место на платформе: как раз в конце состава, где обычно прицепляют вагоны с общими местами, и поэтому оказался в водовороте мешочников, которые ринулись в атаку на общие вагоны, для того чтобы успеть занять места получше. На него неслись плюшевые фуфайки, матерная ругань, надсадные вопли. Кто-то больно стукнул чемоданом по ноге. Он повернулся посмотреть, кто именно, хотя это не имело никакого смысла, а так, одно любопытство, но тут же, зацепленный мешком за плечо, был развернут на сто восемьдесят градусов. Странно было в 80-е годы наблюдать эту сцену, чем-то напоминавшую 20-е годы разрухи и гражданской войны. Отец Виктор с трудом выбрался из этого людского круговорота. Ему некуда было торопиться, поезд стоит 40 минут, место в купейном никто не займет, и он с интересом взирал на одушевленную стихию, штурмующую вагоны. В основном это были женщины из села Большие Коржи, одетые поголовно в плюшевые фуфайки и темные платки. Отличить их от остальных можно было легко и по особому выговору с акцентом на букву лц»: лЦаво лезешь, как на буфет?» - кричала одна. лА тебе цаво, одной только надат ехать?» Раздался звон разбитого стекла, и стоявшая до того невозмутимо проводница кинулась в толпу с ругательствами. Неторопливой походкой двинулся к вагону старшина милиции. Отец Виктор, потеряв к зрелищу всякий интерес, пошел к своему вагону.
Там было людно от провожающих, но в его купе было пусто. Он положил лдипломат» на верхнюю полку и вышел в проход к окну вагона. В это время недалеко от перрона притормозил луазик», из которого вывалились трое. Двоих он сразу узнал: директор банка и первый секретарь райкома комсомола, третий ему был не знаком, хотя мельком несколько раз видел его в райисполкоме. Все трое были немного навеселе. О чем-то оживленно разговаривая и смеясь, они прошли в купе отца Виктора, не заметив его в проходе. Отец Виктор хотел было зайти поздороваться, но, заметив, что они разливают коньяк, передумал. Игорь, так звали секретаря райкома комсомола, обращаясь к третьему, сказал:
- Ну, Паша, счастливый ты человек - едешь в столицу, отдохнешь, развеешься.
Из этого отец Виктор сделал вывод, что они провожали своего друга Павла. Друзья чокнулись, выпили, и тут Олег, директор банка, заметил его.
- Ба! Кого я вижу! Да это наш батюшка, отец Виктор! Вы тоже в Москву разгонять тоску? Какое у Вас место?
- В этом же купе, - ответил отец Виктор.
- Ну так заходите, есть немного коньяка, пока поезд не тронулся, выпьем на посошок. Паша, познакомься: это настоятель церкви в нашем райцентре, при этом наш ровесник. Правильно я говорю, отец Виктор, Вы тоже с 53-го года? А Паша, или официально Павел Петрович, но, я думаю, между нами это ни к чему, так вот он - заведующий отделом культуры при райисполкоме, едет на конференцию в Москву, так сказать, опыт перенимать.
- А Вы, отец Виктор, в Москву так или по делам? - спросил, разливая коньяк, Игорь.
- На экзаменационную сессию в Духовную академию.
- А Вы разве не окончили ее?
- Я семинарию духовную окончил.
- Да что же, кроме семинарии, еще и академии есть? - удивился Игорь.
- Даже аспирантура, - подытожил батюшка не без тайной гордости.
- Вот Вы даете, - покачал головой Игорь.
- Да у них там преподавание на высшем уровне, не то что у нас в институте, небось марксизм-ленинизм досконально знают, - вмешался в диалог Олег.
И все посмотрели на отца Виктора с уважением к его знанию марксизма-ленинизма.
- Нет, марксизм-ленинизм мы не изучаем, - сказал отец Виктор, видя, что его правдивое признание несколько разочаровало собеседников.
После третьего предупреждения проводницы о том, чтобы провожающие покинули вагон, Игорь с Олегом, допив коньяк и пожелав доброго пути, направились к выходу.
Поезд медленно тронулся. Отец Виктор достал конспекты с лекциями, решив воспользоваться дорожным временем для подготовки к экзаменам. Павел сидел напротив и внимательно наблюдал за его манипуляциями. То, что попутчик собирался углубиться в чтение, ему явно не нравилось. По всему было видно, что он хочет поговорить, но не знает, с чего начать.
- Что читаете? - поинтересовался он.
- Конспект по патрологии, готовлюсь к экзаменам.
- А, понятно, - протянул Павел. Хотя было видно, что ему ровным счетом ничего не понятно.
- А мы же, батюшка, с Вами враги, - вдруг ни с того, ни с сего сказал он.
Отец Виктор аж растерялся от такой постановки вопроса:
- Это как так?
- А так, Вы - служитель религии, так сказать, а я - служитель культуры. Религия и культура всегда были врагами, это, батюшка, Вам надо бы знать, - явно наслаждаясь растерянным видом отца Виктора, самоуверенно изрек Павел.
Но после этих слов от растерянности отца Виктора не осталось и следа. Он, уже предчувствуя грядущую победу в предстоящем споре, просто возликовал в душе. Павел, отхлебывая пиво, с интересом поглядывал на него, ожидая, как же тот будет выкручиваться перед ним, человеком политически подкованным.
лЭто ему не безграмотным старухам мозги компостировать», - не без злорадства подумал Павел.
Отец Виктор не стал горячиться и выкладывать свои козыри, а решил прощупать противника.
- Многие ученые и деятели культуры думали по-другому, они считали, что вся культура из храма.
- Это ничем не обосновано, небось они были идеалисты, - небрежно бросил Павел, - а ты читал, что пишут классики: Маркс, Энгельс и Ленин? Вы же это, сам говорил, не изучали в семинарии.
- Представь себе, я читал, так, из любопытства, но ничего, серьезно подтверждающего твое утверждение, я там не нашел. А то, что вся культура из храма, это доказать несложно. Как, по-твоему, что такое культура?
- Ну как - что? Культура - это наука, живопись, архитектура, литература, музыка - словом, все искусство.
- Отчасти правильно, но нужно сразу оговориться, что слово лкультура» происходит от слова лкульт», - начал отец Виктор свое наставление. - Первые написанные книги и стихи были религиозными гимнами и молитвами, первая живопись еще с пещерных времен имела культовое значение. Театр родился из религиозной мистерии. Как могли быть врагами науки древнеегипетские жрецы, создавая основы математики? А вавилонские жрецы стали первыми астрономами. В средневековой Европе Церковь была единственным очагом культуры и науки.
- Это когда еретиков на костре поджаривали, - съехидничал Павел, - хорошее христианство: возлюби ближнего и посади его на горящие угли, - и, довольный своей шуткой, он громко засмеялся.
Отец Виктор вспыхнул и в запальчивости проговорил:
- Инквизиторские пытки имеют такое же отношение к христианству, как пытки на Лубянке к идее коммунизма, - от этих неосторожно вылетевших слов у него похолодело в груди, а Павел заерзал, как будто ему было неудобно сидеть.
Наступившую паузу прервал первым Павел.
- Да, в коммунизм никто почти не верит, даже там, наверху. Да ну их, к едреной фене, все эти серьезные разговоры. Я так, в шутку сказал, какие там враги. Нам долбили в институтах диамат, больше-то мы ничего не знаем. Лучше я тебе анекдот про КГБ расскажу, раз о них речь зашла. Вот сидят трое командировочных в гостиничном номере. Один из них уже лег отдыхать, а двое мешают ему спать, анекдоты рассказывают, смеются. Ему это надоело, он вышел в коридор, дал горничной рубль и попросил ровно через пять минут принести три стакана чая. Затем заходит и говорит приятелям: лВот вы тут анекдоты политические травите, а у КГБ повсюду подслушивающие устройства». лДа ладно, - говорят, - сказки нам рассказывать». лАх, сказки! - подходит к электророзетке и говорит в нее: - Товарищ майор, три стакана чая нам в номер, пожалуйста». Через минуту открывается дверь, вносят три стакана чая. Друзья сразу приумолкли, попили чай и в кровать. Утром просыпается этот человек, смотрит, его приятелей нет. Спрашивает у администратора, куда они подевались. Тот отвечает: лИх ночью КГБ забрало за политические анекдоты». - лА меня почему не взяли?» - лТоварищу майору Ваша шутка с чаем понравилась».
От смеха отец Виктор повалился на свой диван и долго хохотал. Наутро в Москве они расстались большими друзьями.
Отец Виктор хорошо сдал экзамены и вернулся домой в прекрасном настроении. После обеда к нему зашел участковый Василий Вениаминович, с которым они дружили и частенько посиживали за шахматной партией. Он отвел отца Виктора в сторону и шепнул на ухо:
- Ребята из органов ко мне приезжали, когда тебя не было, все о тебе расспрашивали, что да как. Но я тебе ничего не говорил, ты от меня ничего не слышал. Понял?
Отец Виктор кивнул головой и настроение его сразу испортилось.
Саратов, 1991-1993 гг.
Антисемит
Игорь Львович Шульман, врач-хирург сорока двух лет, сидел в своей холостяцкой квартире, предаваясь невеселым размышлениям. лКак дальше жить? Его, которого все считали хирургом от Бога, его, спасшего сотни человеческих жизней, сегодня уволили с работы. И кто это сделал? Лучший друг его покойного отца, главный врач Первой городской больницы Марк Яковлевич Марон. Где же, спрашивается, хваленая еврейская солидарность, о которой так много говорят кругом? Ну и что, что он пьет? А покажите мне непьющего хирурга. Сделал операцию, а родственники тебя тут же отблагодарить спешат, несут коньяк или виски, или чего-нибудь в красивой бутылке. лБольшая Вам благодарность, Игорь Львович, вернули нам сына, дочь, мать или брата». Попробуй откажись - обида. Что, он должен магазин ликеро-водочных изделий открывать? Бывает, что и умирают люди под скальпелем. Всем понятно, врачи - не боги, медицина не всесильна. Но если человек умирает во время операции или после, разве этими аргументами утешишься? Хватанул сто граммов спиртику, вроде отлегло от сердца. Ладно бы только уволил, но ведь не удержался Марк Львович от ехидства. лНастоящие евреи, - говорит, - никогда пьяницами не были, это тебя твои гены подвели». Намекнул, значит, что мать у Игоря была русская женщина. Кто же я тогда такой? По иудейскому закону национальность по материнской линии определяется, значит, для евреев я - русский. Для русских, наоборот, я жид махровый, раз отец еврей. Да и внешность у меня далеко не славянская». Предаваясь таким невеселым размышлениям, Игорь Львович поглядывал на своего друга протоиерея Аркадия Соловьева, сидящего напротив него с книгой в руках. Отец Аркадий лет пять назад овдовел и уехал из города служить в глухую деревню. Когда приезжал по делам в Епархиальное управление, то обязательно заходил к своему другу в гости и ночевал у него.
- Слушай, отец Аркадий, ты пришел - и сразу за книгу, нет чтобы поговорить с другом, поинтересоваться, как у него дела.
Отец Аркадий нехотя отложил книгу:
- Ну, ладно, рассказывай, как твои дела, Игорек, ты мне сегодня, кстати, не нравишься, какой-то вид у тебя удрученный.
- Да, психолог ты хоть куда, все-таки заметил, а книгу все равно читал. Уволили меня, Аркаша, с работы, вот так.
- Сам виноват, я говорил тебе, завязывай с этим. Ты ведь блестящий хирург, каких еще поискать, а сам себя губишь.
- Какой я блестящий, если мать свою собственную не мог спасти?
- Ты же сам знаешь, что целый консилиум профессоров дал свое заключение о том, что бесполезно делать операцию, это не поможет.
- Разумом-то я все понимал, а сердцу не прикажешь. Это, по сути дела, была лоперация отчаяния». И все-таки, Аркадий, когда твоя родная мать умирает под скальпелем, который ты держишь в руках, с этим очень тяжело жить, и никакие доводы разума здесь не помогут. Пойдем, Аркаша, на кухню, выпьем, поговорим.
- Не буду я с тобой пить.
- Что, и разговаривать не будешь?
- Разговаривать буду, но только с трезвым.
- Ну вот, называется, поддержал друга, утешил. Спасибо.
- А кто тебе, Игорек, еще правду скажет, кроме меня? Другой, которому ты безразличен, с удовольствием сядет с тобою пить и будет поддакивать твоим пьяным жалобам на несложившуюся жизнь. А мне ты не безразличен. Однако прежде всего я священник и хорошо знаю, что пьяные слезы дешевле воды в дождливый день. Уверен, Нина Ивановна в гробу своем перево-рачивается, видя, как сын ее добровольно себя губит.
- Ну и что ты, правдолюб, посоветуешь?
- То же, что и прежде: собери всю силу воли и брось горькую глушить.
- Хорошо сказал, я полностью лза». Только откуда мне взять эту силу воли? Ты думаешь, я не пытался это сделать? На три-четыре дня меня хватало, не более. лКаждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», - кто это сказал, не помню, но сказано верно.
- Да я не со стороны, - печально молвил отец Аркадий, - я ведь на себе все это испытал.
- Вот тебе и на, а ты мне всегда таким правильным казался.
- И правильные, Игорь, бывает, что на кривую дорожку вступают. Когда я свою Анну похоронил, на меня тоже лзеленый змий» свои сети расставил. Чувствую, что все больше в них запутываюсь. Надо, думаю, как-то выбираться, а то совсем в омут греха затянет. Стал акафист лНеупиваемой Чаше» читать. Является во сне Анна и говорит: лНе губи себя, Аркадий, просись у владыки из собора на сельский приход. А как туда приедешь, сорок обеден подряд отслужи». Проснулся я - и сразу к архиерею с прошением о переводе. Тот удивился, конечно, но просьбу мою удовлетворил. В соборе-то нас шесть священников, литургию редко приходится служить, очередность. А как в деревню приехал, каждый день служу обедню, потом акафист, вечером - снова служба, вот у меня силы и появились.
- Счастливый ты человек, Аркадий, а мне почему-то никаких видений не является.
- Я твое видение, Игорек, вполне реальное, можешь пощупать. Ты когда в последний раз в церкви был?
- Два месяца назад, на годовщину матери заходил, свечки ставил.
- Заходил он, - передразнил его отец Аркадий, - как духовный врач я тебе, Игорь, ставлю диагноз: из прихожанина ты превратился в захожанина, потому-то и стал легкой добычей рогатого. Ты лучше мне ответь, когда ты последний раз исповедовался и причащался?
- Не помню, - Игорь прикрыл один глаз, напрягая память, - кажется, в прошлом году. Нет, в позапрошлом, перед Пасхой. Да, точно, на Страстной, в Великий четверг.
- И это все? - удивился Аркадий.
- Но в этом году на Великий четверг у меня была срочная операция.
- Он оправдался! - негодовал отец Аркадий. - Только на Великий четверг разве Божественная литургия служится?
- Ты сам виноват, уехал в свою деревню бороться со своим змием, а друга своего бросил одного, змий-то от тебя и приполз ко мне, паразит. Когда ты был здесь, я же каждое воскресенье ходил на службу.
- Нашел няньку, ты, вроде, уже давно взрослый человек.
- Не будем мы с тобой, Аркаша, ругаться, плохо мне. Между прочим, помнишь, что Экзюпери писал: лМы в ответе за тех, кого приручили».
- Что же ты, зверь какой, чтобы тебя приручать? - захохотал отец Аркадий.
- Так не буди во мне зверя, дай скорее выпить, - в тон ему закричал Игорь.
- Не дам, - смеялся отец Аркадий, - кусочек сахара - пожалуйста, да и то, если хорошо будешь себя вести.
- Буду вести себя хорошо, если дашь то, что настаивается на этом кусочке сахара, а если нет, то берегись, я зверь опасный, - и, зарычав сквозь смех, он кинулся на отца Аркадия.
Они, сцепившись и свалившись на пол, стали бороться, катаясь по ковру, как малые дети. Наконец отец Аркадий одолел Игоря и, восседая на нем, спросил:
- Ну что, сдаешься?
- Сдаюсь, сдаюсь, - взмолился Игорь. Когда они встали с пола и отряхнулись, отец Аркадий сказал:
- А ведь в детстве я тебя побороть не мог, делай выводы, Игорек, ты же у нас врач.
- Если серьезно, друг мой Аркадий, то я вот какие выводы из нашей беседы сделал. Здесь меня сейчас ничто не удерживает, так что забирай меня с собой в деревню. Смена обстановки, да и духовная терапия с твоей помощью мне только на пользу пойдут.
Отец Аркадий озадаченно почесывал переносицу, над чем-то раздумывая.
- Ну что молчишь, Аркаша? Не бойся, не объем тебя, у вас, небось, в деревне и врачей-то толковых нет, буду сельским врачом.
- Господи, ну что ты мелешь, Игорь, всякую ерунду, я совсем о другом думаю. Псаломщик у меня, Михаил Иволгин, ярый антисемит. Тебе это будет неприятно, да и он взбеленится.
- А, чихал я на твоего антисемита, меня как Марк Яковлевич уволил сегодня, я чуть сам антисемитом не стал.
- Ну, как знаешь, я тебя предупредил. Положа руку на сердце, я очень даже рад, что ты со мною будешь. Я ведь тоже по тебе скучал.
- Врешь, - радостно закричал Игорь, - ты не по мне скучал, ты по шахматным баталиям со мной скучал.
- Тут ты ошибаешься, Игорек. Иволгин - сильный шахматист, так что в этом мне скучать не приходилось.
- Отлично, отец Аркадий, значит мы с твоим антисемитом поладим.
- Навряд ли, - с сомнением покачал головой отец Аркадий.
С утра Игорь собрал необходимые пожитки и, разместившись в стареньком лМосквиче» отца Аркадия, они тронулись в путь. Когда подъезжали к селу Карповка, где служил отец Аркадий, то еще полчаса ждали паромную переправу через реку.
- Это вы каждый раз так ждете? - удивился Игорь.
- Еще, слава Богу, работает, а то он частенько ломается, тогда в объезд к мосту, а это еще два часа езды.
- Ого, в какой ты медвежий угол забрался, но это хорошо, - добавил Игорь, - подальше от мира, искаженного человеческой неправдой.
- Что же ты думаешь, за речкой одни праведники живут? Нет, Игорь, все мы в Адаме согрешили, все.
Дом отца Аркадия Игорю очень понравился.
- Давно я мечтал в деревянном доме пожить, - входя на крыльцо, говорил Игорь.
В доме, увидев русскую печь, он подбежал и стал с восторгом поглаживать ее рукой:
- Я ведь только на картинках в книге видел такую, а здесь настоящая. Мама мне рассказывала, как она в детстве на русской печи спала, даже говорила, что в печи они мылись! Где же тут можно мыться?
- Для мытья у нас банька есть, а спать можешь на ней, сам я лично предпочитаю свою кровать.
Зайдя в горницу и осматривая стены из обтесанных деревянных брусьев, Игорь продолжал восхищаться:
- Красота да и только, а у нас кругом один бетон. Боже мой, как мне надоел этот бетон!..
- Ну, хватит причитать, - оборвал его восторги отец Аркадий, - мой руки - и к столу, посмотрим, что тут нам баба Нюра наготовила.
Не успели они поужинать, как в дверь постучали. Вошел высокий мужчина лет тридцати пяти. Пышные черные волосы обрамляли продолговатое лицо с небольшой, аккуратно подстриженной черной бородой. Крупный прямой нос снизу опирался на чапаевские усы, а сверху, уже на нос, опирались густые сросшиеся на переносице брови. Завершал его портрет пронзительный взгляд темно-карих, глубоко посаженных глаз и плотно сжатые губы. Словом, весь облик свидетельствовал о решительном и властном характере. Такого хотелось спросить: Вы в каком полку служили?
Он подошел к отцу Аркадию под благословение, метнув недобрый взгляд в сторону Игоря. Тот ответил широкой добродушной улыбкой. Отец Аркадий представил его:
- Мой друг, врач-хирург Игорь Львович Шульман. А это, - обратился он к Игорю, - наш псаломщик Михаил Юрьевич Иволгин.
- Отец Аркадий, можно Вас на минуточку, у меня конфиденциальный разговор.
Когда отец Аркадий прошел с ним в другую комнату, он вполголоса сердито заговорил:
- Что же Вы, отец Аркадий, жида сюда привезли? Я нарочно, чтоб их не видеть, в глушь с женой и ребенком уехал. А теперь что нам прикажете делать? Прямо искушение какое-то.
- Успокойся, Михаил, во-первых, он мой друг с детских лет, к тому же, крещеный православный человек. Во-вторых, какое это имеет значение, если апостол Павел говорит, что лво Христе нет ни иудея, ни эллина...»
- Разве Вы не знаете, отец Аркадий, мудрую народную поговорку: лЧто жид крещеный, что конь леченый». Ну и друзья у Вас, я Вам скажу.
- Родители у него были прекрасные люди, мы дружили семьями, нам никогда в голову не приходила мысль расценивать друзей по национальному признаку. Мать его, кстати, русская. Да что это я оправдываюсь перед Вами?!
- Вот потому-то, отец Аркадий, революция и случилась, и до сих пор они нами правят, что мы о национальных признаках забывали. Я к Вам больше ни ногой, пока он здесь.
При этих словах Иволгин развернулся и быстрым шагом устремился к выходу, чуть не сбив по пути Игоря.
- Что это с ним? - удивился тот.
- Я же предупреждал тебя, что он - ярый антисемит.
- Ну, эту болезнь я не знаю, как лечить, - пожал плечами Игорь.
- Да его, пожалуй, логикой не переубедишь, по всему видно, у него аллергия на твоих соплеменников, - засмеялся отец Аркадий, - давай, Игорь, вечерние молитвы читать и бай-бай.
Михаил действительно сдержал слово и ни разу на неделе не заходил к отцу Аркадию. Тот удивлялся:
- Надо же, какой упрямый, раньше дня не мог прожить, чтобы ко мне не зайти, в шахматы поиграть, а между делом о русской литературе, о поэзии поговорить, он ведь филфак окон-чил. Стихи сам сочиняет. Только втемяшилось ему в голову, что во всех бедах России виноваты евреи - и точка.
- Ну да, как поет Высоцкий, если в кране нет воды, значит выпили жиды, - улыбнулся Игорь.
На службе в церкви Михаил, читая на клиросе, сердито косился на стоящего в сторонке Игоря, но поделать ничего не мог, не убегать же со службы. Игорь причащался за каждой Божественной литургией. После службы они с отцом Аркадием вычитывали акафист перед иконой Божией Матери, именуемой лНеупиваемая Чаша». В свободное время Игорь колол дрова на зиму и складывал их в поленницу под навесом. Вечерами перед ужином они с отцом Аркадием частенько посиживали за шахматной партией. Лето незаметно закончилось, и началась осень с ее затяжными дождями, носа на улицу не покажешь. Но наших затворников это не пугало, они находили себе занятие и дома. Михаил, у которого вначале было много дел по огороду, теперь, запертый погодой в четырех стенах, заскучал. Наконец он не выдержал и пошел к отцу Аркадию под предлогом вернуть ему книгу, взятую еще в прошлом году. Отец Аркадий с Игорем как раз сидели за шахматной партией.
- Заходите, Михаил, - обрадовался отец Аркадий, - а книгу, пожалуйста, положите на полку. - Перехватив взгляд Михаила, который тот устремил на шахматную доску, тут же добродушно добавил: - Помогите мне, Михаил, а то меня Игорь прямо к стенке припер, не знаю, что и делать.
- Как это не знаешь?! - засмеялся Игорь. - Сдавайся на милость победителя, и все тут.
- Погодите, отец Аркадий, не сдавайтесь, надо подумать, - сказал Михаил с внутренним волнением, которое никак не выдавалось на его внешности.
Он внимательно изучил позиции обоих игроков; действительно, для отца Аркадия ситуация была почти безнадежная. Еще, как нарочно, Игорь сидел и самодовольно улыбался. Нет, решил Михаил, ни за что он не даст сейчас восторжествовать этому потомку Сима. Он весь напрягся, обдумывая возможные комбинации, так что ему показалось, будто мозги у него в голове зашевелились. И когда отец Аркадий было взялся за коня, Михаил воскликнул:
- Постойте, батюшка, давайте пожертвуем ладьей.
Отец Аркадий послушался, и уже дальше Михаил взял всю инициативу в свои руки. С него буквально шел пот ручьем. Но все же он вывел партию на ничью. В данной ситуации это поч-ти равнялось победе.
- Ура! - закричал отец Аркадий, и они обнялись с Михаилом.
- Поздравляю, - сказал Игорь, - Вы, Михаил Юрьевич, просто гроссмейстер, - и протянул ему руку. Тот, несмотря на свое радостно-возбужденное настроение, весь сморщился, но руку подал.
После этой игры лед в отношениях как бы немного подтаял, и Михаил стал заходить в гости и играть с Игорем в шахматы. Во время игры он не отказывал себе в удовольствии порассуждать о перипетиях истории Российского государства, ставя акцент на негативной роли масонства, в то же время наблюдая, как на это реагирует Игорь. Тот старался в споры не вступать, лишь иногда, ссылаясь на свою неосведомленность, делал наивные ремарки. Бывало, что это балансировало на грани ссоры, и в один из вечеров Михаил сорвался после очередного высказывания Игоря:
- Хотя я, Михаил Юрьевич, только наполовину русский, - рассуждал Игорь, - но мне все равно обидно, что кто-то счита-ет русских дураками и простофилями, которых легко обмануть хитрым и коварным масонам. Ведь русский народ дал миру столько гениев, сколько, я думаю, ни один народ в мире.
- Так-то оно так, - соглашался Михаил, - просто мы, русские люди, доверчивы, как дети, потому Бог и любит русский народ.
- Ну, по Вам этого не скажешь, - засмеялся Игорь.
- Вот потому-то меня евреи и не любят, - вспылил Михаил, - что я их насквозь вижу. - При этих словах он ткнул пальцем в сторону Игоря.
- Насквозь только рентген видит, - парировал тот.
- Я и без рентгена вижу. Скажите, что Вам в России делать, если у Вас есть своя Родина?
- Кому - мне? - удивился Игорь. - Да я здесь родился, здесь моя Родина. И родители мои здесь родились, и деды, и прадеды.
- Нет, Ваша родина Израиль, вот и ехали бы туда.
- Не могу согласиться с Вами, Михаил Юрьевич, иудейская культура для меня совершенно чужда. Я воспитан в традициях русской культуры, как, между прочим, и тысячи других евреев. Эта культура для меня - родная. Скажите мне, почему художника Левитана называют русским художником, если он по национальности еврей? Да потому, что он писал в манере русской живописи, и душа у Левитана была русская. Так же, как у армянского еврея Айвазяна, который вошел в историю как русский художник Айвазовский.
- Может, Вы, Игорь Львович, и лКвадрат» Малевича тоже по-считаете русским искусством? - все больше распалялся Михаил.
- Нет, не посчитаю, я вообще это искусством назвать затрудняюсь.
- А я не затрудняюсь назвать это искусством, но только искусством сионистским, а между прочим, Малевич родился и вырос в России, что Вы на это скажете? - торжествовал Михаил.
- Скажу только одно: значит, родители Малевича не привили ему любви к стране, где он родился и вырос.
- Нет, уважаемый Игорь Львович, ему привили, но только обратное - ненависть к России. Все эти Малевичи, Бруневичи, Бронштейны и прочие до сих пор ненавидят Россию и желают ее погибели.
Видя, что спор приобретает все более окраску ссоры, Игорь решил смягчить тон.
- А мы давайте с Вами, наоборот, любить Россию и всею душою желать ей процветания, - предложил Игорь, - и тогда посмотрим, что сильнее - любовь или ненависть.
Но именно это оказалось последней каплей, переполнившей чашу.
- Нет, - вскричал Михаил, вскакивая с места так, что посыпались шахматные фигуры, - только не с Вами! - И выбежал из дома.
После этого случая, он неделю не появлялся в доме отца Аркадия, но через неделю, когда друзья сидели за ужином, Михаил без стука вошел в дом, сразу же у порога привалился к косяку, весь какой-то потерянный, бледный, с лихорадочно бегающим взглядом.
- Что случилось? - встревожился отец Аркадий.
- У сына моего температура под сорок, не знаем, что делать.
Игорь встал и, пошарив под кроватью, достал свой саквояж с медицинскими инструментами, доставшимися ему по наследству от отца, коротко бросил:
- Пойдемте, посмотрим.
Придя в дом, Игорь, осмотрев и ощупав мальчика, жестко заявил:
- Положение серьезное, острый аппендицит с перитонитом, надо срочно в больницу на операцию, иначе летальный исход.
- Паром не работает, по такой погоде не меньше двух часов на машине в обход трястись, - сделал подсчеты отец Аркадий.
- Что ты, Аркадий, столько он не выдержит, ему немедленно нужна операция.
- Погоди, Игорь, у тебя же есть хирургические инструменты, ты сам можешь сделать операцию.
- Давай отойдем в сторонку.
Когда они отошли, Игорь зашептал:
- Ты думай, что говоришь, Аркаша, ты ведь ровным счетом ничего не смыслишь в этом. Я же говорю, что аппендицит с перитонитом, там уже в кишечнике гной, поэтому и такая высокая температура. Даже в стационарных условиях это считается сложной операцией, а здесь - никаких условий. Если мальчик умрет, меня же в тюрьму посадят, ты это понимаешь?
- Но если ты не будешь делать операцию, мальчик все равно умрет, сможешь ли ты простить себе свое бездействие? Это у них - единственный сын, и больше детей не будет, да и этого они вымолили у Бога, так как страдали бесплодием. Сделай все, что можешь, Игорь. Вот тебе мое пастырское благословение, спаси ребенка и родителей.
- Хорошо, - согласился Игорь, - тогда не будем терять время, есть на селе человек с медицинским образованием? - повернулся он к родителям мальчика. - Мне нужен ассистент во время операции.
- Есть, есть, - закричала обрадованная жена Михаила, - наш ветеринар Екатерина Федоровна, беги, Миша, за ней.
Михаил опрометью бросился из дома.
- Вкрутите лампы поярче, застелите этот стол клеенкой и протрите ее спиртом, - стал распоряжаться Игорь, - поставьте на огонь кастрюлю с водой для кипячения инструментов, затем, отец Аркадий, не мешайте нам, самая большая помощь от вас будет, если Вы с Михаилом Юрьевичем пойдете откроете храм и станете усердно молиться о благополучном исходе операции.
Уже более двух часов отец Аркадий и Михаил истово молились в храме, нет-нет да и тревожно поглядывая через церковные окна на рядом стоящий дом Михаила. Прервав молитву, они обернулись на скрип церковной двери, в храм, пошатываясь от усталости, вошел Игорь. Он прошел прямо на клирос и сразу присел на скамейку.
- Ну что, Игорь, не тяни, ради Бога.
- Все слава Богу, мальчик спит после операции. Может, хоть кагорчику нальете, не могу отойти от напряжения, - как-то жалостливо попросил Игорь.
- Молодец, Игорь, ну и молодец, - воскликнул отец Аркадий и пошел в лпономарку» за кагором.
Михаил стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он давно уже хотел что-нибудь сказать, но волнение перехватило горло. Наконец он справился с собой и с дрожью в голосе проговорил:
- Игорь Львович, простите меня ради Христа, если сможете. Огромная Вам благодарность за сына.
- Бог с Вами, Михаил Юрьевич, я на Вас нисколько не сержусь, ну, идите к сыну, скоро увидимся. Его все равно надо в больницу часика через два везти.
Михаил пошел было к выходу, но, сделав два нерешительных шага, вновь повернулся к Игорю:
- Я хочу Вам, Игорь Львович, признаться, что моя бабушка по матери была еврейка.
Сказав это, Михаил облегченно вздохнул и быстро зашагал к дверям храма.
Уже отпивая из ковшичка кагор, Игорь подмигнул отцу Аркадию и рассмеялся:
- Я всегда, Аркадий, подозревал, что истинные антисемиты могут быть только еврейского происхождения.
Самара, март 2003 г.
Выбор невесты
Что чувствует молодой человек в день получения диплома учебного учреждения, в котором он провел свои лучшие годы юности? Наверное, все по-разному. Чувство свободы: долой семестры и зачеты, зубрежку и экзамены - перед тобою вся жизнь, и она прекрасна. А может, чувство легкой грусти расставания с необременительной и свободной жизнью студента, ведь впереди пугающее лзавтра» с его заботами: работа, служба - ответственность.
Вот у Игоря Переплетова, выпускника Московской духовной семинарии 1973 года, чувство было смешанное, радость переплеталась с грустью. Радость от того, что впереди интересная и полная радужных надежд жизнь приходского священника. С другой стороны, он привык к этим старинным мощным стенам, окружающим Лавру, к овеянным сединой истории соборам и благостным монашеским службам. Привык к размеренной жизни общежительного студенческого быта. Словом, грустно было со всем этим расставаться.
Увидев проходившего мимо старшего помощника инспектора отца Елевферия, Игорь подошел под благословение.
- Хочу попрощаться и поблагодарить Вас за все.
- Не надолго прощаемся, - улыбнулся отец Елевферий, - каникулы пролетят незаметно, в сентябре увидимся.
- Да нет, я насовсем.
- Как - насовсем? Ты же окончил семинарию по первому разряду, в академии разве не будешь учиться?
- Я в академию не подавал прошения.
- А что собираешься делать, - недоумевал отец Елевферий, - может быть, на приходское служение собрался? - И засмеявшись, он в шутку погрозил пальцем: - Все понятно, хочешь, значит, жениться и рукоположиться в священники. Невеста кто? Из местных ни с кем тебя не замечал. Дома, что ли, сосватали?
- Да нет у меня невесты.
- Как же так, - растерялся отец Елевферий, - кто же тебя рукоположит целибатом, такого молодого? Да и не одобряю я этого, уж лучше сразу постриг монашеский принимать с юности.
- Я не собираюсь целибатом, думаю, невесту найду.
- Э, брат, это дело нелегкое. Я вот тоже так думал, как ты. А потом понял: не мой это путь - и пошел в монахи. Ну да ладно, пусть Господь тебе поможет сделать правильное решение. Не женишься, возвращайся и учись в академии, а там видно будет, - и, прощаясь, он еще раз благословил Игоря.
От разговора с помощником инспектора размышления Игоря приобрели пессимистическую окраску. Углубившись в свои невеселые думы, Игорь не заметил двух однокашников, Виталия Иногородцева и Павла Федорчука. Они шествовали ему навстречу и при этом у обоих на лицах сияли блаженные улыбки. Такое невнимание к их персонам слегка задело друзей. Они встали в театральную позу и запели на два голоса:

- О чем задумался, детина, -
Седок приветливо спросил,
- Какая на сердце кручина,
Скажи, тебя кто огорчил?

При этом Павел басил, а Виталий подпевал ему тенорком. Так что получилось это довольно комично, отчего неразлучные друзья сами заржали, довольные удачной шуткой. Нужно заметить, что Павел и Виталий не были в числе близких друзей Игоря, да и, честно признаться, у него вообще не было близких друзей. Он как-то сам всех сторонился, так как любил уединение. Про таких говорят: некомпанейский. Павел и Виталий - полная противоположность ему. Оба были иподиаконами у Владыки митрополита. Учеба им давалась легко, да они себя ею не больно-то обременяли. Короче говоря, баловни судьбы, больше-то о них ничего не скажешь.
Игорь уже хотел проскользнуть мимо, но не тут-то было. Павел зашел с тыла, Виталий перегородил коридор спереди.
- Куда же ты, Игорек, книжная твоя душа? Сегодня день особый, есть повод как следует повеселиться, отметить оконча-ние бурсы, - проворковал Виталий.
- Да вы, я вижу, уже начали веселиться, - попробовал отшутиться Игорь, почувствовав легкий запашок коньяка от друзей.
- Это только начало, - солидно заметил Павел.
- Слушай, Паша, давай Игоря возьмем третьим, - вдруг предложил Виталий.
- Каким - третьим? - не понял Игорь.
- Третьим на наш торжественный праздничный ужин по случаю окончания Московской духовной семинарии, - приняв нарочито серьезное выражение, произнес Виталий и назидательно добавил, - на который много званых, да мало избранных.
- Вот ты и будешь этим избранным, - загоготал Паша, подхватывая Игоря под руку и волоча его за собой.
Игорь нерешительно упирался, но все же следовал за друзьями.
- Ты хоть раз-то бывал в приличном ресторане? - спросил Виталий.
Игорь признался, что в приличном не бывал, умолчав о том, что в неприличных тоже не был.
- Куда, Паша, мы пойдем? - открыл совещание Виталий.
- Шо до мэни, я пишел бы до лПраги» або лПекин», там добра кухня.
- Пойдем, я позвоню в лМетрополь»; если Григорий Александрович на месте, столик на вечер всегда найдется, - подытожил краткое производственное совещание Виталий.
- Да вы что, серьезно? - всполошился Игорь. - У меня и денег нет, все потратил на книги.
- А это пусть тебя не волнует, бензин и идеи - наши, - не терпящим возражения тоном произнес Виталий, любивший вставить в свою речь какое-нибудь книжное выражение.
Мысль посетить ресторан хотя и пугала Игоря, в глубине души все же заинтриговала своей необыкновенной новизной и запредельной недосягаемостью в его будничной жизни.
Метрдотель, узнав, что посетители - от Григория Александро-вича, услужливо проводил их до столика у окна под экзотич-ной пальмой. Стол был уже убран разнообразной закуской. Подошедшему официанту Виталий заказал бутылочку французского коньяка. Когда его принесли и разлили по рюмкам, он широким жестом обвел стол:
- Силь ву пле, господа бурсаки!
Павел заявил, что тоже знает немного по-французски и скороговоркой произнес:
- Пип силь трэ, а кум теля пасэ.
И когда Игорь поинтересовался, что это значит в переводе, оба приятеля покатились со смеху.
- Что вы смеетесь, - обиделся Игорь, - я изучал английский, а не французский.
- Мы тоже с Пашей французский не изучали, да и то, что изучали, уж давно позабыли. Чтобы это перевести, надо знать украинский язык. Переведи, Паша.
- Поп соль трет, а кум теленка пасет, - загоготал тот, а вслед за ним засмеялись Виталий с Игорем.
Таким образом, атмосфера за столиком воцарилась веселая, а уж когда пропустили по рюмочке за окончание семинарии, с Игоря окончательно спали оковы неловкости. Заиграла скрипка в аккомпанементе с роялем, исполняя какое-то старинное танго. Игорю стало до того радостно и хорошо на душе, что он готов был обнять Павла с Виталиком за то, что они устроили этот чудный вечер. Снова выпили, и разговор за столом невольно зашел о планах на будущее. Виталий сообщил, что подал прошение в академию, так как не желает расставаться со сту-денческой жизнью, столь удачно скрашенной иподиаконством у митрополита.
- Мне некуда спешить, я буду сидеть в академии и лавре до тех пор, пока не уйду на служение, только уже в качестве архиерея, - заявил он.
Павлу, в отличие от Виталия, надоело учиться, все мысли были в родной Львовской епархии. Через месяц - его свадьба на дочери благочинного, и он уже знает, на каком приходе ему служить. Когда друзья услышали о том, что Игорь собирается на приходское служение, то очень удивились, так как считали, что он будет учиться в академии.
- Целибатом собираешься стать или у тебя невеста уже есть? - поинтересовался Виталий.
Когда Игорь признался, что выбрал семейный путь, но невесты у него нет, разговор сразу пошел о том, какая жена должна быть у священника и как такую жену выбрать.
- Брать жену надо непременно из церковной среды, а еще лучше - из семьи священника, - горячился Павел. - Вы думаете, я по расчету женюсь на дочери благочинного, чтобы приход хороший получить? Да я бы и без тестя устроился отлично, так как у нашего Владыки два года до семинарии старшим иподиаконом был. У меня только один расчет, чтобы жинка была к поповской жизни приучена. А то влюбляются в кого ни попадя, а потом страдают. Вот вам пример, который вы должны помнить. Два года назад Витек Костриков, такой парень умный, а после окончания семинарии взял себе жену из светских. Я ему говорю: лВитек, что ты делаешь, она же лба перекрестить не может?» А он мне: лУ нас любовь, я ее перевоспитаю, будет лучше верить, чем ваши церковные скромницы». Ну и что, перевоспитал? Года не прожили, она ему заявляет: надоели мне твои бабки зачуханные, выбирай: или я, или Церковь. Так до развода и дошло дело. Загубила парню жизнь, а ведь ему второй раз жениться нельзя, сан священный не позволяет. А ей-то что, круть хвостом - и тут же выскочила замуж за офицера.
- Это, брат Павел, случай нетипичный, - отваливаясь на спинку стула и закуривая сигарету, сказал Виталий.
Игорь чуть со стула не свалился от удивления, уставившись на курящего Виталия. Он слышал, что некоторые семинаристы покуривают тайком, но видеть самому не приходилось, потому не очень верил этим слухам. Виталий протянул пачку сигарет:
- Закуривайте лМальборо», друг из отдела внешних церковных сношений привез, оттуда, - махнул он в сторону окна.
Павел ловко подцепил сигарету, поднес к носу, понюхал, одобрительно прищелкнул языком, а Игорь замотал головой, не в силах произнести отказ словесно от растерянности.
- Ну, так вот, - продолжал Виталий, - начну я свой рассказ с тезиса, вам хорошо известного: лПослушание превыше поста и молитвы», все мы это часто слышим и повторяем, но не все исполняем. Но смею вас заверить, что есть люди, для которых это не пустые слова. И таковых Господь никогда не посрамляет, а за их полное доверие к Его святой воле вознаграждает.
От такого многообещающего начала у Игоря пропало желание жевать, и он, отложив вилку, весь превратился в слух. А Виталий, не торопясь, глубоко затянулся, выпустил под потолок несколько колечек дыма и, грациозно стряхнув пепел с сигареты, продолжил рассказ:
- Произошел этот случай в те исторические времена, когда первые советские космические корабли, преодолев земное притяжение, вывели человека в космос, что позволило убедиться в гениальной прозорливости великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, который своим поэтическим духом воспарил над нашей грешной планетой и увидел, что лспит земля в сиянье голубом». А достопамятный Никита Сергеевич Хрущев убедился, что Бога в верхних слоях стратосферы нет. Обрадовавшись такому открытию, тут же обещал советским гражданам показать последнего попа по телевизору. Для претворения этих планов партии в жизнь было прикрыто пять Духовных семинарий, но еще три семинарии продолжали действовать, и у воспитанников этих семинарий были те же проблемы, что и у нас с вами.
Павел, зная привычку своего друга растягивать вступление длиннее самого рассказа, в нетерпении прервал Виталия:
- Да ты дело говори, про космические корабли мы и сами знаем.
- А куда нам торопиться? - последний раз затягиваясь и сминая сигарету в пепельнице, возразил Виталий. - Так вот я и говорю, что проблемы у тогдашних семинаристов были те же. Один семинарист, не буду называть его по имени, вот так же, как Игорь, окончил семинарию, а невесты у него нет. Архиерей ему говорит: лВот тебе неделя сроку, женись, рукоположу в священники - и на приход, а то второй месяц приход без службы». Что делать бедолаге: как за неделю жениться да не ошибиться? Пошел он к своему духовному отцу, так, мол, и так, что делать? Старец, помолившись, говорит: лВот тебе послушание, иди завтра с утра на рынок, и первой девушке, какую встретишь, если она согласится, быть твоей женой от Бога». Наш семинарист так и сделал. Идет он утречком на рынок, а навстречу ему аж три девицы идут, семечки лузгают. Он их останавливает, вежливо здоровается и говорит: лЯ окончил Духовную семинарию, теперь мне надо рукополагаться в священный сан, а для этого необходимо жениться. Кто из вас согласится быть моей женой?» Двое из девчат за животы от смеха схватились, а третья их пристыдила, а ему со всей серьезностью сказала: лЯ согласна». Пошли они в загс, а оттуда в церковь, их тут же обвенчали. С тех пор они живут в мире и согласии, да уж скоро своих детей женить будут, а Никита Сергеевич, мир его праху, на Новодевичьем покоится.
- Ну, забавный анекдот, ты, Виталик, рассказал, надо за это выпить, - улыбнулся Павел.
- Это не анекдот Паша, а сама жизнь, - чокаясь рюмкой, возразил Виталий, - надо на Бога полагаться, а не только на свое греховное самомнение.
- Да брось, ты, Виталь, вот приедешь ко мне в гости на Украину, моя жинка вареников наварит, да как мы с тобой тяпнем горилки, во це жизнь.
Игорь, никогда до этого не употреблявший спиртного в таком количестве, изрядно захмелел, и, в отличие от Павла, на него рассказ Виталия произвел огромное впечатление. Потому как он сам не умел общаться с девушками, стеснялся, а вот так бы, с ходу, без всякого знакомства и ухаживания, в готовом виде, это было бы как раз для него. Он немного позавидовал тому семинаристу, который решил эту проблему так просто.
Выпитый коньяк приводил его мысли в лирически-мечтательное настроение. Пока Виталий и Павел рассуждали о сравнительных достоинствах украинской горилки, русского самогона и шотландского виски, он с интересом осматривал зал. Недалеко от них стоял пустой столик с табличкой лЗаказан». Игорь увидел, как к этому столику метрдотель провел двух девушек, несколько броско одетых. Они небрежно скинули свои дамские сумочки на свободный стул, сели, закинув ногу на ногу, стали оживленно разговаривать. Через несколько минут официант принес им бутылочку вина и легкую закуску. По тому, как они с ним обращались, можно было заключить, что видят его не в первый раз. лТакие молодые, а уже завсегдатаи ресторана», - подумал Игорь.
Девушки были довольно миловидные, если не сказать, что красивые. Особенно Игорю понравилась светловолосая, на вид 19-20 лет. У нее были большие серые глаза и детское выражение лица. Вторая, шатенка 25-27 лет, постоянно поправляла свои пышные локоны. Вдруг его сознание осенила мысль: лА что, если Господь не зря привел меня сюда, в ресторан, и этих двух девушек - тоже? Быть может, одна из них - моя будущая жена, посланная мне Самим Богом. Как это проверить?» В захмелевшем сознании Игоря уже неотвязно сидела эта мысль, и он все более и более уверялся, что не сам ее выдумал, а пришла она со стороны. лЗначит, от Бога или от лукавого! Ну, нет! Только не от лукавого. Ибо Господь пришел, чтобы грешных спасти. Ведь лукавый не захочет упускать из своих рук добычу, он, наоборот, постарался бы оградить их от влияния семинариста, который может просветить их светом Истины и спасти от погибели». И так все размышления Игоря, казалось ему, становились в стройную логическую систему. И он решился на отчаянный шаг, на который не решился бы никогда на трезвую голову. Игорь встал, мысленно осенил себя крестным знамением, и чуть пошатываясь, пошел в сторону девиц. лПодойду и предложу на выбор, кто за меня пойдет - и завтра же под венец».
Девицы с любопытством смотрели на идущего к ним Игоря. Тот, подойдя, раскланялся:
- Извините меня, Бога ради, у меня к вам очень важный разговор. Разрешите присесть?
- Если важный, то пожалуйста, - ответила шатенка, а большеглазая молча улыбнулась.
- Благодарю. - Игорь плюхнулся на стул, с которого девушки едва успели убрать свои сумочки. - Для изложения своего дела я должен представиться: меня зовут Игорь.
- Неля, - тут же протянула руку шатенка.
- Ира, - представилась большеглазая.
- Я - учащийся Духовной семинарии, - продолжал Игорь, - вернее, я только что ее окончил.
- Как здорово, - захлопала в ладоши Ира, - Нель, ты представляешь, мы с тобой сидим с живым семинаристом, иди предупреди Радика об отбое.
- Я сейчас, - вставая из-за стола, сказала Неля.
- Ой, Игорь, я же была недавно в церкви, недалеко у Бауманского метро, как здорово было! Служил сам Патриарх, еле протиснулась через старух, стоят, как единый монолит, яблоку упасть негде. Но как здорово, так красиво, прелесть. А вокруг Патриарха такие молодые ходят, ему прислуживают, все одного роста, как на подбор. Один из них мне подмигнул, я подумала: такой все грехи отпустит. А вы, значит, тоже, как обыкновенные люди можете в ресторан сходить? А я думала, вы все по монастырям сидите с монашками вместе. Слушай, здорово, а?
Игорь просто опешил от такого потока восторженной болтовни. В это время подошла Неля, и он продолжил. Игорь старался подробно изложить девушкам канонические правила, связанные с принятием сана. Он объяснил, что надо обязательно жениться и какая должна быть жена у священника. Несмотря на путанность его объяснений, девицы слушали, затаив дыхание, только изредка прерывая восторженными возгласами.
- Теперь понимаете, какой это серьезный вопрос? Поэтому я прошу прощения, пусть это не покажется странным, но я хочу спросить, согласна ли кто-нибудь из вас выйти за меня замуж?
- Да мы обе согласны, - ответила Неля, - выбирай сам, которая тебе нравится.
Игорь растерялся, никак не ожидая такого ответа, выбирать самому не входило в его планы.
- Да вы что, серьезно? - пролепетал он.
- Ну да, раз надо, так надо, - подтвердила Ира, - ты и выбирай.
- Я так не могу, - окончательно смутился Игорь, - как же я тогда узнаю волю Божию?
- Так мы тоже ее не знаем, - заметила Неля.
Игорь озадаченно замолчал, обдумывая ситуацию. Неожиданно блестящая мысль заставила его буквально подскочить.
- Придумал. Давайте сделаем жребий, через него узнаем волю Божию.
- Ой, как здорово, - захлопала в ладоши Ирина.
- Ты погоди, Игорь, мы сейчас придем.
С этими словами Неля повлекла Ирину к выходу. В женском туалете Ирина и Неля, не сговариваясь, достали из сумочек косметички и стали прихорашиваться перед зеркалом.
- Иринка, по-моему, это серьезно, немного чудаковат, правда, но они там все малость пришизнутые. Зато за попом будешь жить, как у Христа за пазухой, обеспеченно. Я выпадаю из игры. Ты ведь знаешь, что меня Радик убьет, а тебе можно.
Когда они вернулись, Неля сказала:
- Давай напишем имена на салфетках, какую вытянешь, та и твоя.
- Давайте, - согласился Игорь, в то же время ощущая в желудке холодок страха перед свершением чего-то непоправимого.
Неля взяла две салфетки и четко написала на каждой крупными буквами лИра». Свернув их трубочкой, подала вытягивать Игорю. Он прикрыл глаза, прочитал молитву лЦарю Небесный» и решительно выхватил правую салфетку. Когда прочитал Иринино имя, обрадовался, так как в тайне души остановил свой выбор именно на ней.
- Ну что ж, мне не повезло, - сказала Неля и, смяв вторую салфетку, кинула ее на тарелку, - как говорится, совет вам да любовь и давайте за это выпьем.
Допив большую рюмку ликера, поднесенную Нелей, Игорь почувствовал, как зал поплыл куда-то в сторону. Дальнейшее он вспоминал смутно. Он танцевал в прокуренном зале то с Ирой, то с Нелей, то они танцевали все вместе втроем. И снова пили и снова танцевали.
...Очнувшись, Игорь почувствовал, что лежит в чем-то тесном, сжатый с двух сторон. Хочет пошевелиться - и не может. Огляделся: справа к его плечу доска деревянная прижата и слева - доска. Тут он догадался, что в гробу лежит. лНеужели я умер? - подумал Игорь. - Нет, раз я вижу гроб и ощущаю, что мне тесно, значит я живой». Смотрит, над ним стоит протодиакон и читает книгу лАпостол», только последние слова Игорь разобрал, которые протодиакон протяжно пропел: лИ не упивайтесь вином, в нем же еси блуд». Собрался Игорь со всеми силами, приподнялся из гроба, смотрит, отец Елевферий стоит печальный с кадилом, отпевает его. Хочет Игорь ему сказать, что он живой, как рыба, разевает рот, а сил произнести нет. Видит, рядом Виталий с Павлом, для него могилу копают, а сами такие веселые. Увидел Виталий, что Игорь в гробу привстал, и закричал: лДержите его, убежит сейчас». лНе убежит», - ухмыльнулся Павел, затем подошел, да как ударит Игоря лопатой по голове.
Проснулся Игорь, вскочил с дивана, смотрит, в какой-то чужой комнате находится. Не может ничего понять. Голова тяжелая, раскалывается.
- Как же меня сильно треснул по голове этот Паша, - бормочет Игорь, и тут соображает, что это был всего лишь сон.
В горле все пересохло, страшно захотелось пить. Пошатываясь, он побрел из комнаты и, пройдя по коридору, вышел на кухню. Там за уютным небольшим кухонным столиком сидели Павел и Виталик, пили чай, рядом стояла початая бутылка коньяка.
- А вот и наш Дон-Жуан проснулся, - воскликнул радостно Виталик, - ну, ты, Игорек, даешь. Мы-то думали, что ты у нас тихоня книжная, а вчера глянули, как ты этих шмалей подцепил и еще раз убедились, насколько верна русская народная пословица: в тихом омутеЕ Ну, ты сам знаешь, кто там водится.
Игорь вспомнил вчерашнее и покраснел до корней волос, а оба приятеля расхохотались.
- Но уж когда тебя эти две путаны повели к выходу, мы решили, что это нехорошо. Приходили в кабак вместе, значит, вместе нам и уходить. Извинившись, лишили их твоего общения, - смеясь, говорил Паша, - но одна из них утверждала, что ты ее жених. Это правда? Ха-ха-ха!
- Да вы шутите, - в смущении пробормотал Игорь.
- Какие тут шутки, таких классных девочек подхватил, мы уж грешным делом подумали, что у тебя валюта завелась. Да, тебе, брат, пить совсем нельзя. Садись, будем тебя лечить чаем с коньяком.
Вернувшись в семинарию, Игорь в этот же день зашел в канцелярию и подал прошение о зачислении его в Духовную академию. За время учебы в академии он избегал любых знакомств с представительницами прекрасного пола. По окончании академии с отличием защитился на ученую степень кандидата богословия за курсовое сочинение на тему лОтношение к безбрачию в Ветхом и Новом Завете». В этом же году он принял монашеский постриг с именем Евстафий, что в переводе с греческого означает - твердостоящий.
Саратов - Волгоград,
1993Ц2001 гг.
Отчего курица спятила с ума?
Вот ты и попался, мой дорогой читатель! Признайся, что, прочтя название этого рассказа, ты уже заинтересован, а зна-чит, не бросишь сразу мою писанину, невольно задавшись вопросом: отчего курица может спятить с ума? Или, наоборот, бросишь его, сказав: лЧепуха какая-то, чтобы спятить с ума, надо его иметь, а всем известно, что курица оным не обладает». Оно-то действительно так, но это только теоретические предпосылки, а в обыденной жизни все может случиться. А потому, если хочешь удовлетворить свое непомерное любопытство, прочти рассказ и в конце получишь ответ. Только не пытайся сразу заглянуть на последнюю страницу, ответ я бы мог тебе дать сразу, да не в нем суть дела. лА в чем?» - спросишь ты. Да в том, что если ты никуда не спешишь, следуй за мной сквозь время и пространство.
Ты последовал за мной и правильно сделал, потому что прибыл в очень спокойное и стабильное время - лэпоху развитого социализма», или как сейчас принято называть - лгоды застоя». Характерными приметами этого стабильного времени были пустые прилавки и длиннющие очереди за дефицитом. Прибыв в лзастойное время», мы стоять с тобой не будем, а двинем прямо в один из провинциальных областных центров, в котором и начнется наша история. Назовем его городом N, какая разница, в эту эпоху города по своей сути мало чем отличались друг от друга. Главная улица любого из них обязательно именовалась улицей Ленина, а в центре - обязательно площадь с памятником вождю мирового пролетариата. Есть областной театр с колоннами, помпезное здание обкома партии, расположенное в бывшем особняке дворянского собрания или что-нибудь в этом роде, цирк, центральный крытый рынок и, конечно же, краеведческий музей. Но самое главное, вместо привычных для тебя рекламных щитов с разными пепси и сигаретами ты увидишь множество развешанных плакатов типа: лПартия - наш рулевой», лНарод и партия - едины», лПартия - ум, честь и совесть нашей эпохи» и т. д., и т. п.
Если у тебя завалялся червонец старого образца, то смело заходи в ресторан, днем там посвободней, можешь слегка перекусить да рюмашку пропустить. Я вижу, времени ты зря не терял, осмотрел все достопримечательности. Походил по краеведче-скому музею, где узнал, как плохо жилось трудовому народу в этом краю до 17-го года. Теперь я поведу тебя к другой досто-примечательности этого города, которая не очень-то гармо-нично вписывается в эпоху развитого социализма. Это - православный храм, который теперь называют кафедральным собором. Настоящий-то кафедральный собор был в центре города. Но партия решила, что это вопиющая дерзость - красоваться архитектурой XVIII века прямо напротив здания обкома, напоминая о славной истории христианского духа нашего народа. Чтобы наказать за такую дерзость, партия динамиту не пожалела. Трах-бах - и теперь вместо собора скверик с памятником пионеру Павлику Морозову, чтобы граждане могли прогуливаться здесь с детьми в свободное от строительства коммунизма время и поучать детей на примере бессмертного подвига Павлика, который отца своего родного ради идеи не пожалел. Однако правящий архиерей не может быть без кафедры. Пожалуйста, сказала партия, берите другой храм. Правда, раньше это была кладбищенская церковь, но кладбища этого уже нет, все разровняли бульдозером, забили сваи и теперь на косточках наших предков возвышаются девяти- и шестнадцатиэтажные красавцы, плотным кольцом окружая храм. лНичего, - утешались в стенах обкома, - религия скоро отомрет, и его снесем. А на этом месте построим банно-прачечный комплекс, чтобы трудящиеся грязные не ходили да помнили бы заботу о них».
Да простит меня читатель за это невольно растянувшееся вступление, только за Державу обидно. Но ты, как я погляжу, не больно-то и слушал меня, уже в собор зашел. Ну, походи, посмотри. Благо, служба закончилась, можно не спеша пройтись, осмотреть храм под цепкими взглядами старушек в темных халатах, которые до блеска надраивают большие медные подсвечники. Полюбовавшись на роспись и старинные иконы, ты остановился перед резным золоченым иконостасом. Воздух в соборе напитан ладаном и воском. Даже если ты неверующий человек, то все равно ощутишь что-то возвышенное в душе. Это чувство сродни робости перед чем-то неведомым и таинственным.
Неожиданно распахнулись боковые двери храма, ведущие во двор, и собор наполнился ревом и писком. На тебя надвигается толпа людей, только, ради Бога, не пугайся. Это не нашествие вандалов. Впереди толпы не вождь кровожадных варваров, врывающихся для разграбления храма, а один из его служителей - священник этого собора. На вид ему около сорока пяти лет, золоченый крест поверх черной рясы, окладистая борода и длинные волосы - все как положено. Вот только одно тебя смущает, он не вышагивает степенно и важно, что в твоем представлении соответствовало бы его сану. Нет, он прямо летит, походка быстра и решительна, так, что развевающиеся полы рясы открывают брюки темного цвета. Вполне современные брюки, а что ты хотел увидеть под рясой: порты шестнадцатого века и хромовые сапоги? Нет, на нем полуботинки - черные, модельные. Толпа состоит из людей вполне современных, в большинстве своем это женщины, много молодых, есть даже в брюках, губы напомажены, глаза раскрашены. Короче говоря, наши обыкновенные советские женщины. А рев и крики исходят от младенцев, которых они несут на руках. Все очень просто, батюшка окрестил детишек, крестильня находится во дворе собора, а в храм ведут, чтобы воцерковить и причастить детей, а матерям прочитать молитву сорокового дня. Из алтаря вышел еще один священник, уже седой, шестидесятиЦшестиде-сяти пяти лет и спросил первого: лКакую партию ведешь?» Вот тебе и на, скажет читатель, что значит - лкакую»? В то время, кроме коммунистической, никакой другой не было. лСедьмую, отец настоятель», - отвечает первый батюшка. И опять все очень просто. Крестильное помещение небольших размеров, и за один раз туда все желающие не поместятся, вот и запускают партиями по пятнадцатьЦдвадцать человек. Значит, батюшка, по нашим скромным подсчетам, уже человек стоЦсто двадцать окрестил за этот день. Ого, скажешь ты, мой дорогой читатель, а как же тогда насчет обкомовских мечтателей, неужто они не ведут статистику? Успокойся, они-то как раз статистику ведут. Но статистика статистикой, а жизнь все же сложне
е. Из этих крещеных младенцев, дай Бог, чтобы хоть у одного родители не сняли крест сразу после крещения, как выйдут за порог храма. Думаю, что я надоел тебе, дорогой читатель, своими размышлениями вслух. Все, с этого момента перехожу непосредственно к рассказу. Итак, знакомься с его главным героем.
Слева от Царских врат иконостаса приоткрылась дверь, из нее показалась голова молодого человека с едва пробивающимися под носом усами. Голова повертелась в разные стороны, осматривая толпу женщин с младенцами на руках, стоящих около амвона. Затем дверь приоткрылась пошире и молодой человек небольшого роста, худенький, в сером костюме в полоску и клетчатой рубашке выскользнул на амвон и, протиснувшись сквозь толпу, направился прямо к центральному выходу из собора. На вид ему можно было дать не более двадцати лет. По дороге он раскланивался со старушками, убиравшими храм, те кивали молодому человеку в ответ, ласково улыбаясь. Одна старушка поспешила за ним.
- Отец Олег, батюшка, подождите, - молодой человек остановился, поджидая ее, - вот примите от всех нас поясок, вышитый золотыми нитками, на Ваш подрясник. Это вам на молитвенную память. Вот записка наших сестер о здравии. Помяните нас, когда сможете, за службой.
Молодой человек взял бережно поясок и, поблагодарив, продолжил путь к выходу.
Молодой человек, названный бабушкой отцом Олегом, действительно был священником Олегом Дорофеевым, только в этом году окончившим Одесскую духовную семинарию и неделю назад рукоположенным правящим архиереем во священники. Это только на вид ему дашь двадцать лет, борода не растет, потому выглядит несолидно, как говорится, маленькая собачка до старости щенок, - а на самом деле ему двадцать пять лет. Всю эту неделю он проходил практику в соборе после рукоположения в духовный сан. Сейчас ему надлежало спешить в Епархиальное управление для получения от Владыки указа с назначением на приход. В Епархиальное управление шел пешком, оно было недалеко от собора, всего в двух кварталах. Давно и с нетерпением ожидая начала своей пастырской деятельности, он был полон оптимизма и радужных надежд, раздумывая, куда пошлет его служить Владыка. Но когда, придя в Епархиальное управление, он получил от секретаря указ о назначении, его оптимизм значительно поубавился. В указе говорилось, что его назначают настоятелем в Казанскую церковь села Ухабовка. Мало того, что это село находилось в двухстах пятидесяти километрах от областного центра, так весной и осенью из-за дождей и разлива рек практически было отрезано от всего остального мира. Да и прихожан, по слухам, там было не больше двадцати-тридцати человек. Здесь же, в управлении, он повстречал одноклассника по семинарии, отца Николая Терихина, который получал указ быть вторым священником в райцентр Бровки. Подойдя к отцу Олегу и похлопав его по плечу, отец Николай с усмешкой сказал:
- Уж лучше быть пятым в Бровках, чем настоятелем в Ухабовке.
Отец Олег, не желая показывать своего разочарования перед отцом Николаем, как можно бодрее парировал:
- А древние римляне говорили, - и он произнес по-латыни поговорку, которая в переводе означает, что ллучше быть первым в городе, чем последним в Риме».
- Ну-ну, - покачал головой отец Николай, - ты еще и латынь помнишь, она тебе очень пригодится в Ухабовке, там бабушки только на латыни исповедуются, - и, довольный своей удачной шуткой, расхохотался.
Перед отъездом к месту служения отец Олег решил зайти в кафедральный собор попрощаться с протодиаконом, который за время практики очень помог ему усвоить все тонкости службы. Протодиакон отец Стефан, пожилой грузный человек, сидел в алтаре, отдыхая после окончания службы. Увидев отца Олега, он, добродушно улыбаясь, прогудел:
- Ну, отче Олеже, никак прощаться пришел, куда же тебя Владыка посылает?
- Куда Макар телят не гонял, - пошутил отец Олег.
- Ну и куда же он телят не гонял? - прищурил глаза отец Стефан: - Я, почитай, уж четвертый десяток по епархии езжу, все приходы знаю.
- В Ухабовку, - тяжко вздохнул отец Олег.
- Ух ты, брат, вот как. За какие же грехи в ссыльный приход, у тебя их, вроде, пока нет? Ну, не вздыхай так тяжко. Владыка, наверное, твое смирение испытывает, а потом возвысит обязательно. Да не так уж там, между прочим, плохо. Последний раз, помню, с архиереем мы были там лет десять-двена-дцать назад. Красота: лес, речка. Ты, кстати, рыбак?
- Нет, какой я рыбак, - ответил отец Олег.
- А я любитель с удочкой посидеть; пока Владыка после службы отдыхал, я там на речке вот таких лещей, - протодиакон растопырил руки на ширине плеч, потом, подумав, сузил их наполовину, - веришь ли, штук пятнадцать натягал. Так что свежую рыбку будешь каждый день кушать. Да что там говорить, мы тут все в магазинах покупаем, а там бабушки и медку, и курочку, и яичек свежих принесут, и молочка из-под коровки, а то вон, посмотри на себя, кожа да кости, никакой солидности. Мы здесь, в городе, как в аду: шум, машины, выхлопные газы, заводы кругом коптят. А там, брат ты мой! Воздух, воз-дух-то какой! Дыши - не хочу. Ну, словом, отец Олег, не унывай, еще вспомнишь меня, скажешь: прав был старик.
Он обнял отца Олега и проводил его до дверей храма, по пути наставляя, как готовить рыболовную снасть, как делать подсеч-ку во время клева.
Общение с протодиаконом несколько ободрило отца Олега. Когда он пришел домой, то стал своей жене Ларисе расписывать Ухабовский приход со слов протодиакона. Но матушка Лариса только недовольно качала головой:
- Туда я не поеду, пятый месяц беременности, а ну что слу-чится, там же больницы нет, лскорую помощь» не вызовешь, до райцентра в непогоду только на танке доедешь. Нет, поезжай пока один. Плохо, что архиереи из монахов, не знают семейной жизни. Туда надо стариков на отдых посылать. Вот в кафедральном соборе ни одного молодого священника, уж митры на головах от старости не держатся, так ведь никого не спровадишь.
И рассерженная матушка стала собирать вещи отцу Олегу в дорогу.
Несмотря на то, что отец Олег выехал утром, до Ухабовки добрался только к вечеру, сменив два автобуса, а от райцентра добирался на попутках. К храму, что стоял у реки, подходил уже в сумерках. Стучать в ворота пришлось долго, пока не приковыляла старуха.
- Кто такой? - подозрительно уставилась она на тщедушную фигуру отца Олега. Тот звонким голосом прокричал:
- Ваш новый настоятель, священник Олег Дорофеев.
- Ну шутник, - засмеялась старуха, - разве такие священники бывают? Наверное, ты студент-практикант, так ваши живут возле клуба в школе.
Олег, понимая, что по его виду трудно признать в нем священника, молча вынул из портфеля подрясник, надел его. Затем достал подаренный ему поясок, расшитый золотыми нитями, подпоясал подрясник. С благоговением перекрестился, поцеловал свой священнический наперстный крест и надел его поверх подрясника, а на голову водрузил лиловую скуфью, сшитую матушкой. Старуха молча с удивлением наблюдала за превращением студента в батюшку, а когда отец Олег водрузил скуфью, как бы очнувшись, запричитала:
- Батюшки, батюшки родные, не признала сразу, вот старая, - и вместо того чтобы открыть калитку, опрометью бросилась в сторожку. Оттуда уже вышли вдвоем с другой старушкой и засеменили к калитке, охая и ахая на ходу.
Открыв калитку, вторая старушка подошла под благословение, представившись псаломщицей Марьей Ивановной. Когда подходила первая старушка, Марья Ивановна сама представила ее сторожем церкви. Пока шли по двору, Марья Ивановна успела рассказать, что она живет при церкви в сторожке. Дом священника здесь же, в ограде, все в нем прибрали в ожидании нового настоятеля. Она подвела его к небольшому домику в три окошка.
- Вот, батюшка, в этой избе будешь жить, тут завсегда священники жили.
Сразу при входе отец Олег очутился в небольшой, наполовину занятой печью, кухне. Между печью и кухонным столиком был вход в горницу, перекрытый пестрой занавеской. Горница была метров двадцать, в два окошка. Со стороны глухой стены от горницы были отделены занавесками две крохотных спаленки. В каждой из них помещалось по металлической кровати с горой подушек. В самой горнице стоял круглый стол, покрытый плюшевой красной скатертью и большой сундук, покрытый ковриком, да три венских стула. Несмотря на то, что домик был небольшой, отцу Олегу он понравился уютом и чистотой. На всех окнах - белые накрахмаленные занавески. Крашеные деревянные полы застелены чистыми домоткаными половичками. Через несколько минут зашла Марья Ивановна, принесла горсть чайной заварки, несколько кусков сахара и половину батона.
- Ну вот, батюшка, вечеряйте и отдыхайте с Богом; что понадобится, приходите в сторожку, - пожелав спокойной ночи, старушка удалилась.
Отец Олег вскипятил чаю, достал заботливо уложенные матушкой котлеты и яички. Помолился и сел ужинать. Перед тем как разбить яичко, посмотрел на его фабричный штамп и с удовольствием подумал: лХватит, с инкубаторскими яйцами по-кончено раз и навсегда. Завтра прихожане принесут яички, творогу и сметанки: все домашнее, экологически чистое». С этими благими мыслями он и заснул под мирное тиканье настенных ходиков.
Утром он проснулся поздно, в десятом часу. Никто его не тревожил, было тихо и спокойно. Он встал, прочитал утренние молитвы. Затем, вскипятив чайник, решил позавтракать. Доев остатки дорожного, задумался:
- Что же я буду готовить на обед? Что-то никто не идет.
Он пошел в сторожку. Там за столом, покрытым клеенкой, сидели псаломщица и сторожиха, ели картошку в мундире, запивая чаем с сухарями и вареньем. Отец Олег осведомился, по-чему никто не идет в церковь.
- Да, что ты, батюшка, Бог с тобою, сегодня же еще только вторник, покойников в деревне нет, так что только в воскресенье придут на службу. У нас тут в селе народу мало, молодежь вся поразъехалась кто куда, одни пенсионеры остались. Правление колхоза находится в соседней деревне Федоровке, а здесь самое большое начальство - бригадир. Служба у нас совершается раз в неделю, да и по великим праздникам, - разъяснила Марья Ивановна.
- А где у вас магазин, чтобы купить продукты?
- Да что, батюшка, там можно купить? Только хлеб разве, и то через день завозят.
Отец Олег все же решил совершить ознакомительную прогулку по деревне. Вообще для городского жителя прогулка по селу представляется чем-то идеалистичным, навеянным романтикой советских кинофильмов. Для отца Олега открылась другая картина. Непролазная грязь, небольшие деревянные неказистые серые домики. Вся деревня Ухабовка представляла собой как бы одну улицу, вдоль которой стояли дома с большими огородами на задах. Храм был в начале этой улицы, ближе к реке. От храма улица спускалась к небольшому ручью, через который был перекинут деревянный мост, а далее поднималась вверх и заканчивалась пригорком, на котором находились магазин, школа и клуб. Тут же, рядом, стоял небольшой дом, бывшее колхозное правление, после слияния нескольких деревень в один колхоз в нем находилось управление полеводческо-овощной бригады. Весь этот культурно-административный центр также находился у реки, так как река делала излучину и русло ее как бы обнимало собой оба конца деревни. По этому деревенскому лбродвею» и зашагал отец Олег. Идти приходилось осторожно, иногда прижимаясь вплотную к заборам палисадников, так как вся улица была изъезжена вдоль и поперек большеколесными тракторами лКировец». Колеи в них были до того глубокие, что по ним невозможно было идти. До противоположного конца он добрался, так и не встретив ни одного человека. Он зашел в небольшой деревянный дом, на котором висела вывеска лМагазин». В магазине с одной стороны был прилавок с промышленными товарами, а с другой - с продуктовыми. За продуктовым прилавком сидела грузная моложавая женщина лет тридцати и лузгала семечки. Хотя приход молодого священника и вызвал у нее непомерное любопытство, но она старалась делать вид, что ей все равно. Отец Олег молча стоял у прилавка, взирая на ассортимент товаров. Витрина за прилавком была заставлена консервами под названием лЗавтрак туриста» и большими трехлитровыми банками с зелеными маринованными помидорами. Никаких других продуктов отец Олег, как ни старался, не мог узреть.
- Скажите, пожалуйста, а колбаса или сыр у вас есть?
Продавщица поднесла ко рту очередную семечку, но при этом вопросе рука ее так и застыла около рта, а глаза удивленно и испуганно вытаращились на отца Олега. Боясь, что ослышалась, она переспросила:
- Что Вы сказали?
- Колбасы или сыра у Вас нет? - неуверенно повторил свой вопрос отец Олег.
- Нет, - замотала головой продавщица, - такого мы давно не видели. Это надо в Москву ехать, там, говорят, все есть.
- А что у Вас есть?
- Вот все, что видите на прилавке.
Отец Олег собирался было уйти, но, помедлив, с улыбкой сказал:
- До свидания. Приходите в воскресенье в церковь, будет служба. Продавщица осмелела и задала вопрос:
- А скажите, к чему покойники снятся?
- К тому, что надо в церковь сходить, исповедаться и причаститься. Вы давно были в храме?
- В прошлую Пасху. Надо пойти в церковь, свечку поставить, а то третий день свекровь покойная снится. Наверное, это не к добру.
Отец Олег вышел на небольшую площадь, поросшую травой, вокруг которой группировались клуб, школа и правление. Видно было, что все они закрыты. На клубе висела коряво написанная афиша, которая возвещала, что в воскресенье будет демонстрироваться новый художественный фильм лЖизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» с Леонидом Куравлевым в главной роли.
лВот и я тут, как Робинзон Крузо», - подумал отец Олег и побрел домой.
Не успел он зайти в свой дом, как в дверь постучали. Он открыл. На пороге стояла старуха в резиновых калошах на босую ногу, в ситцевом выцветшем платье, поверх которого был надет темный фартук. Один глаз у нее отсутствовал, но второй проворно оглядел отца Олега с ног до головы, заглянул мимо его плеча на кухонный стол, затем уставился ему прямо в лицо. Старуха прокричала каким-то каркающим голосом:
- Батюшка, тебе курица нужна?
- Нужна, нужна, конечно, - обрадовался отец Олег.
- А то она у меня нести яйца перестала, с ума спятила. Залезла на чердак и петухом кричит, прямо как есть, с ума спятила. Так, значит, нести? Тебе как, батюшка, выпотрошить али целиком?
- Да-да, выпотрошите и несите.
- Не слышу, - прокаркала старуха, - потрошить или нет? Отец Олег, поняв, что она глуховата на ухо, прокричал:
- Потрошите и несите.
- Ну, ладно, пойду ощипаю и попотрошу, а то совсем с ума спятила.
Бабка ушла. Отец Олег заметно повеселел и стал раздумывать, что ему приготовить из курицы. Решил сварить куриную лапшу. Через час пришла старуха и, подав отцу Олегу курицу, прокричала:
- С Вас, батюшка, семь рублей, курица большая, кило на два потянет, даже потрошенная.
Отец Олег смутился, не ожидая, что с него потребуют деньги за курицу. Пошел за кошельком, отсчитал семь рублей и вру-чил их старухе. Курицу варил долго, вначале два часа, попробовал, не жуется. Потом еще варил час, курица все равно была, как резиновая, не разжевать. Тут он догадался, отчего эта курица спятила с ума.
Думаю, и ты, дорогой читатель, догадался. Конечно, от старости, отчего же больше курице спятить.
Саратов - Волгоград,
1993Ц2001 гг.
Шутник,
или Рассказ о том, как установка американских крылатых ракет лПершинг-2» помогла провести отопление в Покровскую церковь

Настоятель кафедрального собора протоиерей Борис Шумилин и церковный староста Илья Иосифович Кислицкий одновременно вышли во двор собора - один из дверей храма, другой из бухгалтерии. Отец Борис, высокий статный мужчина лет пятидесяти с аккуратно постриженной темной с проседью бородкой, завидев старосту, широко улыбаясь, двинулся ему навстречу.
- Илье Иосифовичу наше с почтением.
Кислицкий - небольшого роста, лысоватый, плотный пожилой мужчина - остановился, поджидая настоятеля. Двигаться навстречу он считал ниже своего достоинства. Вот если бы это был не настоятель, а скажем, уполномоченный по делам религии, то другое дело. Не то чтобы пошел, а побежал бы. Только когда настоятель подошел к нему, он как бы нехотя поздоровался:
- Здрасте, отец Борис, у Вас все в порядке?
- Вашими молитвами, Илья Иосифович, все слава Богу. Что-то вы сегодня раненько пожаловали, прихожу к ранней обедне, а мне пономарь докладывает, что Вы уже в бухгалтерии.
- Надо подготовиться, фининспекцию из Москвы ждем. Вот и пришел пораньше еще раз проверить, чтобы все чики-чики было, - важно заявил староста.
- Помилуй Бог! Так ведь никогда такого не было, чтобы из Москвы инспекция.
- Готовят новое изменение в законодательстве о культах, вот и посылают с проверкой.
- И что, вот так предупреждают, что с проверкой едут?
- Нет, держат в секрете, об этом отец Никита узнал. У него тесть в Москве там работает, - указал пальцем куда-то в небо Кислицкий.
- Кому же Вы поверили, Илья Иосифович? Он же всех разыгрывает.
- Да он при мне из бухгалтерии в Москву звонил и разговаривал.
- А Вы проверьте на телефонной станции, были ли с Москвой разговоры. За эти сорок дней, что он у нас практику проходит после рукоположения в сан священника, я и не такое от него слышал. Вот давеча опоздал на службу, я ему: Вы почему опаздываете? А он смотрит мне прямо в глаза и говорит, что был вынужден подвезти до Дворца спорта Аллу Борисовну Пугачеву на концерт. Я аж опешил: как так? - говорю. А он рассказывает: лЕду я на службу, смотрю - Алла Борисовна стоит на обочине, голосует, ну я, естественно, по тормозам. А она: голубчик, выручай, опаздываю на концерт, а у меня машина сломалась, а там две тысячи зрителей ждут. Ну как я мог отказать известной народной артистке?!»
- Точно, - подтвердил староста. - Пугачева сейчас с гастролями в нашем городе.
- Да я это и сам знаю. Кругом афиши. Только подумайте, что это она одна по городу ездит? Да ее целая кавалькада машин сопровождает. А сколько других примеров, его так называемых шуток? Диаконы наши всегда пользуются ингаляторами, использованных от них баллончиков много скопилось в пономарке. Так он что учудил - взял эти баллончики и покидал в печку. Алтарник стал в печке угли разжигать для кадила, а бал-лончики начали взрываться. Бедный пономарь три дня к печке не мог подойти. Говорит, что бес там сидит. А он не в печке сидит, а в отце Никите. Недавно что сотворил: приносит в алтарь красивую коробочку, на ней написано: лЛадан Ливанский», а в низу наклейка лMade in Paris». Диаконов предупредил, чтобы они из этой коробочки ничего не брали. Диакон Петр не вытерпел и украдкой подсыпал из коробочки себе в кадило, выходит кадить на амвон, а певцы на левом клиросе чуть не задохнулись. В коробочке оказался нафталин от моли. Стали ругаться, а отец Никита смеется: я же предупреждал, чтоб из этой коробки ничего не трогали.
У старосты нарочитой серьезности как не бывало; пока настоятель рассказывал, он смеялся до слез, потом резко посерьезнел:
- Но если он надо мной вздумал шутить, к уполномоченно-му пойду, я слышал, что его из семинарии выгнали за что-то, сколько ему, кстати, лет?
- Да сопляк еще, всего двадцать два года. А из семинарии его тоже за шуточки выгнали.
- Ну-ну, что там он натворил?
- Назначили к ним в семинарию нового преподавателя по предмету лКонституция СССР». Преподаватель солидный. Отставной подполковник, в армии был замполитом полка, ну, ко-нечно, человек светский, в религиозных вопросах не разбирается. Его предупредили, что перед началом урока дежурный по классу должен прочесть молитву. Обычно читается лЦарю Небесный», даже если медленно ее читать, то на это уйдет не более 15-20 секунд, но какая молитва и сколько она читается, его не предупреждали. Приходит на первое занятие, дежурным как раз был Никита. Открывает наш шутник Псалтирь и давай подряд все кафизмы шпарить, на пол-урока. Подполковник думает, что так положено, стоит ждет, с ноги на ногу переминается. А после занятий в профессорской у инспектора спрашивает: почему у вас такие молитвы длинные, на лекцию время не остается. Все тут и выяснилось.
...В это время отец Никита, не подозревая, что о нем идет речь, подобрав полы рясы повыше, через две ступеньки летел по лест-ничным маршам колокольни на звонницу собора. За ним еле поспевал его сверстник, звонарь собора Алексей Трегубов, студент консерватории по классу народных инструментов. Когда выскочили на звонницу, спугнули несколько голубей, до этого мирно ворковавших под крышей колокольни.
- Ух ты, Лешка, красотища какая, сколько здесь метров до земли?
- Не знаю, - пожал тот плечами.
- Сейчас узнаем; я плюну, пока плевок летит, посчитаем и перемножим на скорость, - и отец Никита тут же плюнул.
- Ты что, Никита, делаешь, вон внизу староста с настоятелем стоят, что если попадешь? - всполошился Алексей.
- Если попадем на лысину Илье Иосифовичу, то полтора метра придется из общего расстояния вычесть.
- Он тебе тогда сам вычтет, но уже из твоей зарплаты, а меня, пожалуй, и уволят, проживи тогда попробуй на одну стипендию.
- Да, на дождик списать это не удастся, - отец Никита задрал голову вверх, увидел сидящих голубей. - А вот на птичек можно. Кыш, кыш, - махнул он на них рукой, но видя, что это на них не действует, подбросил вверх свою скуфью.
Голуби взлетели и стали кружить вокруг колокольни. Отец Никита подобрал на полу щепочку, стал ей сковыривать свежий голубиный помет и пулять им в старосту и настоятеля. После двух промахов старания его увенчались успехом, помет угодил Илье Иосифовичу прямо на лысину. Тот с отвращением смахнул его рукой, выругался нецензурно:
- Всех этих голубей к... прикажу потравить, от них один вред.
Отец Борис краешком глаза успевший заметить мелькнувшие на колокольне две фигуры, констатировал:
- Божьи птицы здесь, по-видимому, не при чем, пойдемте, Илья Иосифович, посмотрим, кто на колокольне шалит.
Когда отец Никита и Алексей, радостно хохоча, прыгая через три ступеньки, спустились с колокольни, они столкнулись с разъяренным старостой и нахмуренным настоятелем.
На следующий день отец Никита сидел в кабинете Владыки, понурив голову, что должно было в его понимании выражать раскаяние.
- Ну, и что, отец Никита, прикажешь мне с тобой делать? -сказал архиерей как бы самому себе и замолчал, глядя поверх головы сидевшего против него отца Никиты. Так он сидел минуты две, молча перебирая четки. Никита, понимая, что вопрос архиерей задает себе, тоже молчал, ожидая решения архиерея. - Вроде умный парень, - продолжал рассуждать Владыка. - Отец вон какой серьезный, уважаемый всеми протоиерей. Я помню, когда мы с ним учились в семинарии, он для нас был примером для подражания. В кого сын пошел, ума не приложу, - и архиерей посмотрел прямо на отца Никиту. - Из семинарии тебя выгнали, настоятель недоволен тобой, староста уполномоченному пожаловался. Что бы ты на месте архиерея сделал?
Отец Никита понял, что надо что-то сказать.
- На этот вопрос, Владыка, я смогу ответить только тогда, когда доживу до вашего возраста, а сейчас со смирением приму Ваше любое решение.
- Любое решение, - передразнил его архиерей. - Умен не по годам, а детство в голове играет. Отца твоего не хочется огорчать. Решил послать тебя настоятелем в Покровскую церковь города Кузьминска. Там всем заправляет бухгалтерша, ставленница горисполкома. Сущая стерва, уже не одного настоятеля съела, еще почище старосты собора Ильи Иосифовича будет. Посылал им недавно хорошего настоятеля, протоиерея Николая Фокина, полгода не прослужил, так подставила, что уполномоченный регистрации лишил. Вторым священником там служит протоиерей Владимир Картузов, батюшка смиренный, безобидный, но настоятелем ставить нельзя - к рюмочке любитель прикладываться.

Покровская церковь города Кузьминска находилась недалеко от железнодорожного вокзала посреди старого кладбища. Храм был небольшой, каменный, во всем районе единственный. По воскресным и праздничным дням народу набивалось столько, что многим приходилось стоять на улице. Отец Никита, осмотрев храм, пошел в алтарь и там встретил отца Владимира Картузова, который сразу ввел его в курс всех дел.
- Всем командует тут бухгалтер Клавдия Никифоровна, ты с ней осторожней. Церковный староста у нее на побегушках, роли здесь никакой не играет, так, ширма для проформы. Сейчас иди в бухгалтерию и указ архиерея отдай ей, потом приходи в просфорную, отметим твое назначение: у меня там заначка спрятана от матушки.
Отец Никита зашел в бухгалтерию. Это была маленькая комнатка, в которой стоял старый книжный шкаф с папками для бумаг, в углу - огромный несгораемый сейф, у окон друг против друга - два письменных стола. За одним восседала высокая сухощавая женщина лет пятидесяти с властным и пронзительным взглядом из-под больших очков в роговой оправе. За столом напротив сидела маленькая старушка, которая старательно считала горку мелочи, раскладывала посчитанные медяки по стопкам, она даже не взглянула на вошедшего отца Никиту, так увлечена была своим делом. Отец Никита, сопровождаемый цепким взглядом женщины в очках, в которой он безошибочно признал бухгалтершу, подошел прямо к ее столу и сел на свободный стул; нисколько не смутившись, с улыбкой уставился на нее:
- Я, Клавдия Никифоровна, ваш новый настоятель, вот указ архиерея.
Клавдию Никифоровну несколько покоробила бесцеремонность молодого священника. Она глянула на указ, потом на отца Никиту и отчеканила:
- Это Вы, Никита Александрович, в храме для бабушек настоятель, а здесь для меня как бухгалтера Вы наемный работник, работающий согласно законодательству по трудовому договору. И согласно этому трудовому договору между Вами и церковным советом я начисляю Вам зарплату. Но если Вы нарушите советское законодательство или какой-нибудь пункт договора, то церковный совет вправе расторгнуть его с Вами. И тогда Вам даже архиерей не поможет.
- Что Вы, что Вы, Клавдия Никифоровна, как можно, уже только одна мысль о нарушении законов является грехом, - с деланным испугом на лице произнес Никита. Затем он встал и торжественно произнес: - Великий московский святитель Филарет говорил: лНедостойный гражданин царства земного и Небесного царствия не достоин».
И уже более спокойно, глядя прямо в глаза Клавдии Никифоровне, произнес:
- Я не только сам не нарушу советского закона, но и никому другому этого не позволю.
После этого он снова сел на стул.
- Ну, так где трудовой договор, который я должен подписать?
Клавдия Никифоровна молча подала бумаги отцу Никите. Ее очень смутило и озадачило поведение нового настоятеля. Всегда уверенная в себе, она вдруг почувствовала какую-то смутную тревогу. Когда отец Никита вышел, она, обращаясь к старушке, сказала:
- Молодой, да ранний, уж больно прыток. Посмотрим, что будет дальше, не таких обламывали. Ты за ним внимательно приглядывай, Авдотья Семеновна. Если что, сразу докладывай.
- Не изволь беспокоиться, Никифоровна, присмотрю.
Прошла неделя. Отец Никита исправно отслужил ее и заску-чал. Эту неделю должен служить по очереди отец Владимир, а отец Никита решил посвятить это время административной работе. Он с утра расхаживал по храму, размышляя о том, что необходимо сделать для улучшения жизни прихода. Тут в глаза ему бросилось, что в храме, где и так не хватало места для прихожан, стоят две здоровые круглые печи. Такая же печь стоит в алтаре, где тоже тесновато. Он решил, что необходимо убрать эти печи, а заодно и печи в крестильне, бухгалтерии и сторожке. Вместо них поставить один котел и провести водяное отопление. Этой, как ему казалось, удачной идеей он поделился со старостой Николаем Григорьевичем. Но тот выслушал и замахал руками.
- Что ты, что ты, даже не заикайся, я сам об этом еще задолго до тебя думал, но Клавдия Никифоровна против.
- Почему против?
- Пойдем в бухгалтерию, я тебе там разъясню, сегодня понедельник - у Клавдии Никифоровны выходной.
Когда они зашли в бухгалтерию, староста молча показал на стену.
- Вот, батюшка, полюбуйся.
На стене висело несколько наградных грамот от городского отделения Фонда мира, от областного и даже из Москвы.
- Ну и что?
- А то, что добровольно-принудительная сдача денег в Фонд мира - основная деятельность прихода и особая забота бухгалтера. Клавдия Никифоровна ни за что не согласится на крупные расходы в ущерб ежемесячным взносам в Фонд. Так что это бесполезная затея, тем более она ссылается на запрет горисполкома.
- А кто у вас в горисполкоме курирует вопросы взаимоотношения с Церковью?
- Этим ведает зампред горисполкома Гришулин Андрей Николаевич. Только Вы от него ничего не добьетесь, это как раз его требование сдавать все в Фонд мира.
- Мне все равно надо представиться ему как вновь назна-ченному настоятелю.
Отец Никита сел в свой старенький лМосквич», доставшийся ему от отца, и поехал в горисполком. По дороге он заехал в киоск лСоюзпечать» и купил свежих газет, предполагая, что его могут сразу не принять и ожидание в приемной можно скоротать чтением прессы. Так и получилось. Секретарша попросила его подождать, так как у Андрея Николаевича совещание. Он присел на стул и развернул газету. На первых полосах было сообщение о развертывании НАТОвской военщиной крылатых ракет лПершинг-2» в Западной Европе. На втором развороте была большая статья какого-то доктора экономиче-ских наук, который расшифровывал тезис, произнесенный генеральным секретарем на съезде: лЭкономика должна быть экономной». От нечего делать отец Никита прочитал и эту статью. Заседание окончилось, и его пригласили. В просторном кабинете за большим письменным столом восседал мужчина лет сорока-сорока пяти в темном костюме при галстуке и с красным депутатским флажком на лацкане. Отец Никита подошел, поздоровался и после предложения сел на стул возле приставного стола. Затем он представился, подал Гришунину указ архиерея и справку о регистрации от уполномоченного по делам религии. Тот, не торопясь, ознакомился с бумагами и возвратил назад.
- Знаем уже о Вас, мне сообщали, нареканий пока нет, будем надеяться, что так будет и впредь. Да у Вас там есть с кем посоветоваться: Клавдия Никифоровна - знающий, грамотный специалист, не первый год работает, мы ей доверяем.
Отец Никита понурил голову и тяжко вздохнул.
- Что такое, Никита Александрович, чем Вы так расстроены?
- Прочитал сегодняшние газеты и, действительно, сильно расстроился, - делая еще более мрачным лицо, ответил отец Никита.
- Что же Вас так могло расстроить? - забеспокоился Гришулин.
- Да американцы, империалисты проклятые, опять нагнетают международную обстановку, крылатые ракеты в Западной Европе устанавливают.
- А-а, - облегченно вздохнул Гришулин. - Так вот Вас что беспокоит, - а про себя подумал: лНенормальный какой-то, не знаешь, что ему и ответить».
лЕще посмотрим, кто из нас ненормальный», - отгадывая мысли Гришулина, решил про себя отец Никита, а в слух произнес:
- Расстраиваюсь я оттого, что мы боремся за мир, как можем, сдаем деньги в Фонд мира, а они пытаются все усилия прогрессивного человечества свести на нет.
- Ну, это им не удастся, - улыбнулся Гришулин. - Я думаю, нашим военным специалистам есть чем ответить на этот вызов.
- Есть-то оно есть, так ведь такой ответ и средств потребует немалых, я думаю, нам надо увеличить взносы в Фонд мира.
- Интересно, интересно, - действительно с неподдельным интересом произнес Гришулин. - Да где же их взять? Ваша церковь и так отдает все в Фонд мира, остается только на самые необходимые текущие расходы. Мы уж с Клавдией Никифоровной кумекали и так, и сяк.
- Дополнительные средства изыскать можно, если обратиться к мудрой руководящей линии партии, поставленной как основная задача на последнем съезде, - серьезно произнес эту абракадабру отец Никита, и ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутри все содрогалось от неудержимого веселья, от этой сумасбродной игры в несусветную глупость.
Последняя фраза отца Никиты смутила и озадачила Гришулина, он даже растерялся от того, что, во-первых, не ожидал такого от священника, во-вторых, никак не мог сообразить, о какой линии партии говорит этот ненормальный. Но самое главное, что это нельзя объявить галиматьей и прогнать батюшку. В принципе он говорит правильно и логично, с точки зрения парадно-лозунгового языка съездов и газетных передовиц. Поэтому он только растерянно произнес:
- Уточните, пожалуйста, Никита Александрович, что Вы имеете в виду?
- То, что лэкономика должна быть экономной», вот что я имею в виду.
- Но какое это имеет отношение к нашей теме?
- А то, что у нас есть люди среди работников церкви, которые не согласны с этим, идут, так сказать, вразрез с генеральной линией.
- Кто это не согласен? - совсем удивился Гришулин.
- Наша бухгалтер, Клавдия Никифоровна.
- Поясните, поясните, пожалуйста, Никита Александрович.
- У нас в церкви топятся три огромных печки, в бухгалтерии одна, одна в крестильне и еще одна в сторожке. За отопительный сезон в трубу улетают немалые народные денежки. Достаточно убрать эти шесть печей и поставить маленькую котельную с одним котлом. Сэкономленные таким образом средства можно пустить для борьбы за мир. Но Клавдия Никифоровна категорично против того, чтобы экономика была экономной. Это еще полбеды, но в своем сопротивлении генеральной и руководящей линии она ссылается, страшно подумать, на Вас, Андрей Николаевич. Но, конечно, мы этому не верим, что Вы, советский ответственный работник, не согласны с линией партии.
- Она так прямо и говорит? - окончательно растерялся Гришулин.
- Да нет, она только говорит, что Вы запрещаете делать водяное отопление, которое может дать такую эффективную экономию, а уж дальнейшие выводы напрашиваются сами собой. Потом разные нехорошие слухи могут поползти по городу. Ведь всем ясно, что один котел экономичнее шести печей.
Вот это последнее, что поползут слухи и что всем все ясно, больше всего напугало Андрея Николаевича. Он встал и нервно заходил по кабинету.
- Правильно, что Вы, Никита Александрович, не верите этой клевете, я никогда не запрещал делать отопление в церкви, так людям и разъясняйте. Очень хорошо, что Вы зашли, спасибо. Ну надо же, вот так Клавдия Никифоровна с больной головы на здоровую перекладывает. Но мы разберемся, сделаем оргвыводы. А Вы делайте водяное отопление, дело это хорошее, экономить надо народные деньги, это правильно. Экономика должна быть экономной.
На прощание он крепко пожал руку отцу Никите:
- Не в ту систему Вы, батюшка, пошли, надо было к нам, цены бы Вам не было.
Приехав в храм, отец Никита разыскал старосту, велел написать заявление на имя Гришулина с просьбой разрешить смонтировать водяное отопление и отправил его в горисполком поставить визу. По пути попросил заехать к бригаде сварщи-ков-сантехников и привезти их в церковь для заключения договора на работы по отоплению. Когда Николай Григорьевич вернулся с подписанной бумагой и бригадой сварщиков, отец Никита отвел его в сторону и сказал:
- Слушай меня внимательно: послезавтра явится бухгалтерша, и кто его знает, как повернется дело, надо подстраховаться, чтобы обратного хода уже не было. Давай заключим с бригадой договор и выдадим аванс на материал с условием, что к вечеру они привезут трубы в церковь.
В среду утром Клавдия Никифоровна в благодушном настроении вышагивала на работу после двух выходных дней. Но когда зашла на церковный двор, сердце ее тревожно екнуло: она заметила груду сваленных металлических труб. Клавдия Никифоровна подозвала сторожа и сурово спросила:
- Кто это посмел разгрузить трубы в нашем дворе?
- Это настоятель распорядился, отопление в церкви будут делать.
- А-а, - победно взревела Клавдия Никифоровна. - Нарушение законодательства, вмешательство в хозяйственно-финансовые дела прихода! Ну погоди, я тебя научу, наглеца, на всю жизнь меня запомнишь.
И даже не заходя в бухгалтерию, круто развернулась и зашагала к остановке автобуса, чтобы ехать в горисполком к Гришулину. Она еще не знала, что напрасно потратит деньги на проезд в автобусе. В бухгалтерии ее ожидала для передачи дел вновь принятая на работу бухгалтерша. В ожидании Клавдии Никифоровны она мирно беседовала с настоятелем и старостой. Обращаясь к настоятелю, она называла его не иначе, как батюшка или отец Никита.
Волгоград, 2001 г.
Нательный крестик
- Раздевайтесь, - сухо бросил врач, не отрываясь от заполнения формуляра.
Иван Терентьев быстро скинул брюки и стал через голову стягивать футболку. Но тут он вспомнил о нательном крестике, который ему подарила бабушка. лТо, что ты идешь служить в армию - хорошо, - говорила она, надевая на него простой алюминиевый крестик на металлической цепочке, - быть защитником Родины - это Богу угодно. Крестик тебя спасет и сохранит от всего дурного». Иван не возражал, а даже втайне был рад бабушкиной заботе. В то, что крестик его защитит от чего-то плохого, он тоже поверил, хотя верующим себя не больно-то считал. лЭто только для неграмотных старушек, - думал он, - а современному человеку вера ни к чему». Теперь, вспомнив о крестике, испугался, что врач увидит и будет над ним смеяться как над отсталым и невежественным человеком. Иван решил крестик снять. Отвернувшись от врача, постарался быстро и незаметно снять крест вместе с майкой. Но получилось как-то неловко, цепочка оборвалась и крест упал на пол. Иван нагнулся, чтобы поднять крестик, но на полу лежала только цепочка, а крестик куда-то исчез. Он стал искать рядом, но креста нигде не было, он как будто провалился сквозь пол. Врач, заметив, что призывник ползает на полу, спросил:
- Что Вы там потеряли, молодой человек?
Ивана пронзила мысль, что это не он потерял крест, а крест сам его покинул, после того как Иван постеснялся креста. От этой мысли все похолодело внутри. На вопрос врача он и не подумал лукавить, а прямо и сказал:
- Я крестик нательный потерял.
- Нечего на себе всякую ерунду носить, - сердито буркнул врач, - подходите ко мне, некогда мне с Вами тут в бирюльки играть.
Уже в воинской части, вспоминая этот случай и досадуя на свое малодушие, Иван твердо решил раздобыть себе крестик и ни под каким видом не расставаться с ним. После карантина с его каждодневными строевыми занятиями и зубрежкой устава, их распределили по воинским подразделениям. Иван попал в роту автомобилистов, его посадили шоферить на трехосный лУрал». В гаражной мастерской Иван решил смастерить себе нательный крестик из медной пластины. Вырезав крестик, он старательно обработал его натфилем. Когда почистил его наж-дачкой и отполировал, крест засиял, как золотой. Вдоволь налюбовавшись своим произведением, Иван раздобыл шелковый шнурок и надел крест.
Но уже при первом посещении армейской бани командир отделения младший сержант Нечипоренко, заметив крестик, закричал:
- Рядовой Терентьев, почему у вас на груди висят какие-то неуставные знаки отличия, немедленно снять!
- Это мое личное дело, товарищ младший сержант, хочу - ношу, хочу - не ношу, - возразил Иван.
- Не понял. Ты что это, солобон, совсем оборзел? - он протянул руку, чтобы сорвать крестик.
Иван, отстраняясь от Нечипоренко, наткнулся на проходившего мимо ефрейтора Садыкова. Тот щелкнул его по стриженой голове:
- Куда прешь, салага?
- Прости, земляк, я не хотел, - извинился Иван.
- Ну-ка влепи ему, сержант, пару нарядов вне очереди, чтобы он лдедов» аж за километр чуял.
- Ты представляешь, Ренат, - обрадовался Нечипоренко неожиданной подмоге, - этот солобон обнаглел дальше некуда. Я ему говорю: лСними крестик», - а он еще возражать мне пытается.
- Что за крестик, покажи, - заинтересовался Ренат.
Иван зажал крестик в кулаке, готовый лучше расстаться с жизнью, чем с крестом.
- Да ты не бойся, салага, - успокоил Ивана Садыков, - я только взгляну.
Иван нехотя разжал кулак, и Ренат стал разглядывать крестик, поворачивая его во все стороны.
- Золото, что ли? - наконец спросил он.
- Нет, он из меди, я сам его сделал, - не без гордости признался Иван.
- А ты молоток, салага, мастер. Ладно, носи, разрешаю.
- Ты что, Ренат, не положено, - всполошился Нечипоренко. - Ты же мусульманин, тебе зачем это надо?
- Молчи, лчерпак», полгода назад мне портянки стирал, а теперь лдеду» будешь указывать, что положено, а что не положено. Может быть, мне, татарину, это действительно не положено, а вот твоим предкам на том свете, наверное, стыдно за тебя, урода, и чтобы больше не приставал к парню.
Нечипоренко сплюнул зло и отошел, ругаясь вполголоса.
- Спасибо тебе, Ренат, - сказал повеселевший Иван.
- Меня тебе не за что благодарить, через три месяца я дембельнусь, вот тогда тебе твой крест тяжело будет носить, ох как тяжело. Но, как говорится, - подмигнул он Ивану, - Бог терпел и нам велел.
Самара, август 2003 г.
Высокая ставка
Генерал-майор Трофимов Сергей Николаевич, отложив газету, в задумчивости рассматривал унылый пейзаж казахских степей, проплывающий мимо окна его купе. Поезд уносил генерала все дальше и дальше из России в глубь Средней Азии. Туда, где у подножия вершин заснеженных гор, в раскаленной южным солнцем долине располагалась его дивизия. Почему после отпуска решил вернуться поездом, а не самолетом, он и сам бы не мог ответить на этот вопрос. Нет сомнения, на самолете быстро и удобно. И хотя современный технический прогресс позволяет сэкономить человеку уйму времени, которое он тратил раньше на дорогу, но стало ли от этого у человека больше времени, чтобы побыть с самим собой? Увы, у современного человека этого времени стало еще меньше. В поезде трое суток подумать о жизни - вот, пожалуй, подлинный мотив, возникший в подсознании генерала при выборе транспорта.
Возвращался Трофимов из Москвы, где провел свой отпуск, общаясь с детьми и внуками. Уже в конце отпуска зашел в Генштаб, где повстречал своего однокашника по училищу - генераллейтенанта Палатина Константина Петровича. Посидели вечерок за бутылочкой коньяка, вспоминая курсантскую юность. А уж наутро Сергею Николаевичу пришлось уступить настоятельным просьбам друга и согласиться приехать к нему в гости, в подмосковную дивизию. Думал денька на два, а получилось на неделю. Охота, рыбалка - ну, это все знакомые развлечения. Но вот что поразило Сергея Николаевича, так это древний монастырь рядом с военным городком. Да не столько сам монастырь, сколько его настоятель игумен Даниил, веселый, живой, современный человек. Сергею Николаевичу было очень приятно общаться с умным и обаятельным отцом Даниилом. Так что, уезжать сразу не очень-то и хотелось. Отец Даниил восстанавливал полуразрушенный монастырь, в котором раньше была колония для несовершеннолетних. Палатин помогал, чем мог, игумену, а тот в свою очередь духовно окормлял офицеров и солдат его дивизии. Сейчас, когда Сергей Николаевич возвращался в свою дивизию, у него вдруг появилось желание построить храм у себя, рядом с военным городком. Офицеры с женами и детьми могли бы туда ходить, да и других русских в городе немало живет. Ему представлялось, что храм в далекой мусульманской республике будет частицей России, как бы неким духовным центром, объединяющим всех русских людей, волею судьбы оторванных от Родины.
Приехав в часть, Сергей Николаевич первым делом позвонил Палатину и попросил его подыскать ему с помощью отца Даниила готовый проект небольшого храма. Константин Петрович одобрил желание своего друга и обещал переговорить с отцом Даниилом. Вскоре проект однокупольного храма был прислан Сергею Николаевичу, и тот стал хлопотать у местных властей о разрешении на строительство. Но тут он встретил неприятие его планов со стороны администрации. лВот если бы мечеть, - разводили те руками, - а христианский храм нам ни к чему, люди нас не поймут». - лДа у вас же мечетей полно, - возмущался генерал, - а для русских ни одного храма». Но те ни в какую. Сергей Николаевич же прямо заболел своей идеей. лВсе равно добьюсь своего», - решил он. Прошел год, а вопрос со строительством храма так и не сдвинулся с мертвой точки. Отец Даниил прислал письмо Трофимову, в котором советовал тому помолиться Богу и попросить Его помощи. Генерал подумал: лНу вот еще чего, помолиться. Молиться я не умею, воевать умею, а вот молитьсяЕ» И он в который уже раз пошел к местному главе администрации Тулмызову Акаю Бербалтые-вичу. Тот принял его радушно, на просьбу о храме, как всегда, сощурив и без того узкие глаза, улыбаясь сказал:
- Дорогой Сергей Николаевич, ты думаешь, мне жалко дать разрешение строить тебе храм? Да мне хоть десять храмов строй, но пойми меня правильно, надо мною тоже есть начальники, что они скажут, я не знаю. Вот если бы сам Муртазов дал бы такое разрешение, тогда другое дело. Кстати, у него завтра день рождения, тебя тоже туда приглашают. Может быть, там и решат.
- С Муртазовым я уже разговаривал, - сказал генерал, - он, как и ты, наверх кивает.
На день рождения Муртазова генерал поехал со своим замом - полковником Свириным. Столы были накрыты прямо в саду по новомодной манере а-ля фуршет. По дорожкам сада прогуливались павлины и играла восточная музыка. лИ здесь американцам подражают, - подумал генерал, - но, может быть, это лучше, чем сидеть перед низенькими подставками, заменяющими у азиатов столы. Да и ноги еще так не сложишь, как они это делают».
Муртазов встретил его с распростертыми объятиями, как старого друга. Но когда тот заикнулся о своей просьбе, Муртазов дипломатично ушел в сторону от вопроса:
- Ну что мы, дорогой Сергей Николаевич, будем с Вами говорить о серьезном, давайте отдыхать и веселиться. Не желаете ли сыграть со мной партию в бильярд?
Надо заметить, что Муртазов был страстный любитель бильярда и играл превосходно, не имея достойных себе соперников. Трофимову раньше не раз доводилось играть с Муртазовым и, естественно, каждый раз проигрывал. А так как проигрывать никому не нравится, особенно генералам, то он всякий раз старался уклониться от игры с Муртазовым. В этот раз также стал отнекиваться, а Муртазов настойчиво уговаривал Сергея Нико-лаевича. Очень уж хотелось ему показать при всех гостях, как он обыгрывает русского генерала.
- Что же Вы, дорогой Сергей Николаевич, не хотите мне в день рождения сделать удовольствие.
- Хорошо, - вдруг согласился генерал, - я буду с Вами играть, но только на интерес.
- Отлично, - обрадовался Муртазов, - что за игра без интереса? На что будем играть?
- Если я выиграю, Вы мне разрешите построить храм.
Муртазов удивленно поднял брови и задумался. Потом вдруг разулыбался:
- Ставка высокая, а что поставите Вы на случай проигрыша?
- Свои генеральские погоны, - с отчаянной решимостью выпалил генерал.
Все зааплодировали. А Муртазов обвел гостей торжествующим взглядом и поднял указательный палец вверх:
- Все слышали, господа. Если я проиграю, то разрешу построить храм да еще помогу стройматериалами, а если проиграет генерал, он подает в отставку. Так ли я Вас понял, Сергей Николаевич?
- Вы меня правильно поняли, даю слово русского офицера, так и будет.
- Что же Вы делаете, Сергей Николаевич, - испуганно зашептал полковник Свирин, подойдя сбоку к генералу, - ведь Вы же проиграете, неужели это стоит генеральских погон?
- Знаешь, Игорь Александрович, я думаю, никакие, даже все маршальские погоны мира не стоят хотя бы одного храма.
Муртазов снисходительно уступил генералу право первому начинать партию. Трофимов, взяв кий, вспомнил, как в военном училище инструктор по стрельбе капитан Кращенко учил их, курсантов: лЕсли ты взял в руки оружие, то забудь, что оно отдельный от тебя предмет. Оружие - часть тебя, и если ты это почувствуешь, то уже никогда не промахнешься». Теперь, взяв в руки кий, генерал мысленно представил себе, что кий - это естественное продолжение его руки. Уже подойдя к бильярдному столу, сказал шепотом: лГосподи, помоги победитьа- не ради собственной славы, а ради славы Твоей», - он уже хотел нанести удар, но тут вдруг остановился, переложил кий в левую руку, а правой осенил себя крестным знамением и тогда уже снова, взяв кий, нанес решительный удар. Треугольник из шаров рассыпался по всему бильярдному столу, и семь шаров закатились в лузы, при оцепенелом молчании окружающих. Восьмой победный шар генерал вкатил без всяких усилий.
Скрывая досаду, Муртазов бросил кий на стол и засмеялся:
- Ну, Сергей Николаевич, шайтан тебе помог.
- Не шайтан, а Бог, - сказал генерал и осушил фужер вина, поднесенный ему удивленным и обрадованным полковником Свириным.
Самара, декабрь 2003 г.
НЕПРИДУМАННЫЕ ИСТОРИИ
Штрихи к портрету архиепископа Пимена

Только что назначенный Синодом на должность ректора Саратовской духовной семинарии, я со всем рвением начал работу по ее возрождению. Дело в том, что еще никакой семинарии не было, все надо было начинать с нуля. Архиепископ Саратовский Пимен, которому и принадлежала идея о возрождении семинарии в его епархии, пригласил меня из Волгограда в Саратов, чтобы возглавить это дело, он же рекомендовал меня Святейшему Патриарху на должность ректора. Дело для меня было очень интересное, и в благодарность владыке Пимену за его доверие я старался изо всех сил. Но, несмотря на это, с передачей здания под семинарию ничего не получалось. Это отдельная тема, целая эпопея, на которой Владыка, я думаю, подорвал свое здоровье, - так он сильно переживал за этот вопрос. К началу учеб-ного 1990 года нам так и не удалось открыть семинарию. Когда Святейший Патриарх Алексий II прислал телеграмму, в которой поздравлял учащих и учащихся с началом учебного года, Владыка с огорчением послал Святейшему ответ, в котором говорил: лНет, Ваше Святейшество, ни учащих, ни учащихся. К великому нашему прискорбию, нет у нас пока даже здания под семинарию». Конечно, Владыка не собирался сдаваться и руки не опускал. Сильный это был человек. И мы продолжили работу по возрождению семинарии с удвоенной силой.
Тогда еще квартиры в Саратове я не имел, семья оставалась в Волгограде, а меня Владыка пригласил жить в своем архиерейском доме. Для этого мне выделили комнату на втором этаже с отдельным входом. Но обедал я всегда вместе с архиепископом Пименом.
Владыка Пимен был необыкновенным человеком, уж сколько я архиереев за четверть века служения в Церкви ни встречал, ни с кем сравнить его не могу. В нем удивительным образом сочетался интеллигент той эпохи, когда это понятие не было опошлено советским периодом, и в то же время это был современный человек, в лучшем понимании этого слова. Это был человек добрый и необыкновенно внимательный ко всем окружающим его. Некоторые черты его характера умиляли нас и приводили буквально в восторг. Общение с ним доставляло истинное удовольствие. Кроме епархиальных и богослужебных дел подлинный интерес он проявлял только к двум вещам: книгам и классической музыке. В остальном он был полный бессребреник. (После его смерти осталось только библиотека, большую часть которой он подарил семинарии, и три тысячи редчайших грампластинок с записями классической музыки.) Ему было совершенно безразлично, во что он был одет, лишь бы это было чистым и удобным. Он совершенно не был привередлив в пище: что приготовят, то он и ел. Когда он одевался в цивильное, то независимо от времени года его голову украшал серый берет, под который он прятал длинные волосы. А так обычной его одеждой был старенький шелковый подрясник, обязательно подпоясанный широким пояском, завязанным почему-то сзади нелепым бантом из шелковых ленточек, но это все его совершенно не беспокоило. Владыка быстро мог переходить от одного настроения к другому, все это было написано на его лице. Если он чему-то радовался, то лицо его сияло, как у ребенка. С близкими людьми он мог себе позволить и обижаться, как ребенок. В общении с посторонними вел себя, как истинный дипломат, светские, совершенно далекие от Церкви люди, приходили просто в восторг от общения с ним и долго потом вспоминали, какой замечательный человек - владыка Пимен. А уж как он ходил, это надо было видеть. До встречи с Владыкой, я считал себя самым быстрым ходоком. Но когда мне случилось ходить с Владыкой по магазинам (конечно, только книжным, в других он не бывал), я, которому не было сорока, не мог поспеть
за человеком, доживающим седьмой десяток лет. Мне в буквальном смысле приходилось поспевать за ним чуть ли не вприпрыжку. Когда он садился в автомобиль, чтобы ехать на какой-нибудь дальний приход, всегда брал с собою кипу свежих газет. Он их быстро просматривал и перекидывал нам на заднее сиденье со словами:
- Читайте, просвещайтесь.
Едва мы успевали развернуть одну газету и углубиться в ее изучение, как в нас, с этими же словами, летела вторая газета. Когда он откидывал нам последнюю газету, то включал в магнитофоне какую-нибудь кассету с классической музыкой и тут начинался для меня экзамен.
- Отец ректор, скажите нам, пожалуйста, что это за произведение исполняется и кто его автор?
Бессменный водитель архиерея, он же старший иподиакон Иван Павлович Бабин, незаметно подсовывал мне коробку от кассеты, на которой были написаны названия произведений. Я делал вид, что задумался, потом, как бы неуверенно, говорил:
- Боюсь ошибиться, Владыка, но по-моему это Чайковский, концерт для фортепиано с оркестром номер один, си бемоль мажор.
Владыка удивлялся, хвалил и спрашивал о следующем произведении. Я снова отвечал. Владыка приходил в восторг и говорил сидящим в машине:
- Вот видите, не зря я ходатайствовал за назначение отца Николая ректором семинарии.
Кроме книг и музыки у владыки Пимена были три спортивных увлечения: он был страстный грибник, а в минуты отдыха любил играть в городки или в бильярд. Как мы ни старались, но больше, чем Владыка, грибов никому набрать не удавалось.
После сбора Владыка заставлял пересчитывать грибы поштучно, а потом говорил с радостью:
- В прошлом году в это время у меня был рекорд триста сорок два гриба, а в этом - триста пятьдесят восемь.
С азартом он играл и в городки, обычно в лесу, после сбора грибов. В этом он тоже был мастером и обыграть его было трудно. А вот в бильярд, хоть он играл и неплохо, но иногда мне удавалось его обыгрывать, тогда он искренне этому огорчался.
Одной из характерных черт владыки Пимена была его пунктуальность и точность. По нему можно было сверять часы. Если служба назначена на девять часов, то, будьте уверены, ровно в девять ноль-ноль его машина подкатывала к порогу храма, ни минутой раньше, ни минутой позже. Если Иван Павлович подъезжал на минуты три раньше, что бывало крайне редко, то Владыка просил его сделать лишний круг, с тем чтобы подъехать минута в минуту. За все годы служения под его архиерейским омофором мне ни разу не удалось видеть Владыку опаздывающим на какое-нибудь мероприятие. Если обед в двенадцать, то нельзя приходить даже минутой позже. Поэтому я приходил минут за пять до обеда и проходил в зал, рядом со столовой. Владыка обычно сидел тоже в зале и просматривал какие-нибудь бумаги, делая пометки. Я тоже садился в кресло, брал журнал или газету и читал. Компанию нам обычно составлял архиерейский кот Мурзик. Это был пушистый серый кот, любимец Владыки, жирный и наглый. Словно он понимал, что находится под особым покровительством архиерея. Ровно в двенадцать Владыка вставал и приглашал меня к столу. Я шел первый, затем заходил Владыка и я читал молитву, он благословлял стол - и уж тут не зевай: другой особенностью владыки Пимена было то, что он быстро ел, ну прямо как метеор. А доев все, начинал подтрунивать:
- Вы кушайте, отец Николай, кушайте, не торопитесь, я подожду.
Я, конечно, торопился, и по озорным искоркам в глазах Владыки было видно, что это его забавляет.
Однажды, Великим постом, архиепископ Пимен приболел. Ради болезни Владыки приготовили рыбные котлеты. Большой продолговатый стол накрывали для нас с двух его противоположных концов. Я вхожу в столовую, как обычно, первым и вижу, как наглый, жирный архиерейский кот прыгает на стол и стягивает с тарелки владыки Пимена его рыбную котлету. У поварихи, тут же стоящей, глаза округлились от ужаса. Но к ее чести надо заметить, она не растерялась и мгновенно поменяла наши тарелки буквально за секунду до прихода архиерея. Мы помолились, Владыка благословил стол, а потом с недоумением обратился к поварихе:
- Скажите, пожалуйста, а почему у меня котлета, а у отца Николая одна только гречка? Повариха отвечает:
- Простите, Владыка, но Ваш Мурзик стащил котлету.
Тут Владыка весь расплылся в блаженной улыбке и говорит мне:
- Вот видите, отец Николай, в доме архиерея даже кот уче-ный, знает до тонкости церковные каноны. Ведь я - болящий, для меня пост ослабляется, а Вы - здоровый, значит, Вам котлета не полагается, и он, чтобы Вы не нарушали устав, у Вас ее стащил. Какой ты, Мурзик, у меня умный. Надо поощрить котика свежей рыбкой, - обратился Владыка уже к поварихе.
- Поощрим, Владыка, обязательно поощрим.
Вокруг приезда членов Императорского царственного дома Романовых было много шума и суеты. Они плыли вниз по Волге на теплоходе, заходя во все города, где их торжественно встречали.
В Саратов они прибыли в праздник Святой Троицы. Архиепископ Пимен уже отслужил Божественную литургию в кафедральном соборе, который стоит недалеко от речного вокзала. После службы он вместе с сонмом духовенства вышел на причал встречать Великую княгиню и ее сына Великого князя Георгия. Когда причалил теплоход и отыграл оркестр, Владыка (сам потомственный дворянин) произнес приветственную речь, в которой обращался к Его высочеству Великому князю Георгию как к наследнику императорского престола. Затем все вместе пошли пешком к собору, чтобы там отслужить благодарственный молебен о здравии Императорского дома Романовых. Владыка, беседуя по дороге с Великой княгиней, шел впереди нас. За ними шел я рядом с Великим князем Георгием, по другую сторону от Великого князя шел настоятель кафедрального собора митрофорный протоиерей Евгений Зубович. Он обратился к Великому князю с вопросом:
- А сколько тебе лет?
Тот ответил:
- Двенадцать.
Одной из особенностей архиепископа Пимена было то, что он ко всем без исключения, начиная от митрофорного протоиерея и заканчивая уборщицей, обращался только на лвы». Уж не знаю, как он услышал вопрос отца Евгения, ведь кругом была большая шумная толпа народа, тем более сам Владыка в это время разговаривал с Великой княгиней, но только он все равно услышал.
Мы проводили великих князей в дальнейшее путешествие, а на следующий день служили с архиереем в Духосошественском соборе на престольный праздник. Вот сидим мы после службы за праздничным обедом, вдруг Владыка говорит:
- Как же Вы смели, отец Евгений, обратиться к Великому князю на лты»? Что о нас подумают в Европе: если здесь митрофорные протоиереи такие бескультурные, то об остальных гражданах и вовсе говорить не приходится?!
Отец Евгений весь смешался.
- Да я, Владыко, да я...
- Да что Вы, отец Евгений? Вот представьте себе такую картину: лет через десять приедет в Саратов император России Георгий I и спросит нас: а где тот батюшка, который мне тыкал? А мы, чтобы отвести от себя гнев, скажем: Ваше императорское величество, не извольте гневаться, вот его могилка.
Тут все как грохнули смехом и долго не могли успокоиться. Владыка сам смеялся до слез. Отец Евгений вначале растерянно вертел головой, а потом и он стал смеяться, да, по-моему, громче всех.
Как я поступал в Духовную семинарию
Мысль поступить в семинарию у меня возникла в армии. Служил я в стратегических ракетных войсках в Белоруссии. Куда ни глянь, за территорией военного городка только лес и болота. Поскольку я в часть прибыл из лучебки» уже в звании сержанта, то был назначен командиром отделения. А времени у ракетчиков хоть отбавляй. Для меня это была просто находка. Я зарывался в армейскую библиотеку и читал, читал, читал. Читал, в основном, русскую классику. Решил прочесть все, что не охватывала школьная программа. Больше всего меня поразил Достоевский. Его романы, особенно лБратья Карамазовы», лБесы», стали для меня первыми учебниками богословия. Достоевский по-настоящему пробудил во мне интерес к религии. С этого началось мое богоискательство. Я жаждал как можно больше узнать о православной вере. Но где в армии, да еще в советское время, можно было узнать о религии? О жизни Христа я узнал, прочитав Гегеля. Но больше всего знаний о христианских догматах и Церкви я почерпнул, читая атеистическую литературу. Ее в армейской библиотеке было предостаточно. Заведующий библиотекой как-то мне сказал:
- Товарищ сержант, что это Вы так много атеистической литературы читаете? Смотрите, как бы верующим не стали.
Он прямо как в воду глядел. лСловарь атеиста» стал для меня первым учебником христианской догматики. Открываем на букву лВ» - лВознесение», далее рассказывается, что это такое. Я аккуратно выписывал в тетрадку описание этого события и какое значение оно имеет для христиан, а всю нелепую атеистическую критику отбрасывал, как ненужный сор. Таким образом я узнал практически все главные догматы Церкви. В этом же словаре я наткнулся на слово - лсеминария», где пояснялось, что в переводе с греческого это означает лрассадник», что это учебное заведение Московской Патриархии, где готовят священников и преподавателей богословия. Здесь же, в словаре, говорилось, что в настоящее время на территории Советского Союза действуют три семинарии: Московская, Ленинградская и Одесская. Для меня это открытие было просто радостным потрясением. Я выпилил из медной пластинки нательный крестик и носил его в нагрудном кармане. Появилась потребность молиться Богу, но поскольку я не знал никаких молитв, то, уходя за ограждение из колючей проволоки в лес, молился Богу примерно так: лГосподи, помоги мне, наставь меня на правильный путь», - и что-то в этом роде. У меня появилась мечта учиться в Духовной семинарии для того, чтобы потом посвятить свою жизнь борьбе с безбожием и атеизмом. Но когда я в 1975 году демобилизовался из рядов Советской Армии, меня увлекла другая стезя. Дело в том, что до армии я мечтал быть моряком, а когда вернулся из армии в ноябре, то как раз был объявлен дополнительный набор в Куйбышевский речной техникум на судоводительское отделение. Мой родственник дядя Миша посоветовал поступать сразу на третий курс, и меня это соблазнило. Я успокоил себя мыслью, что будучи штурманом или даже капитаном, смогу оставаться верующим человеком. Но, проучившись в речном техникуме три месяца, я понял, что сделал ошибку. К изучению навигации и высшей математики у меня совершенно не лежала душа, тянуло к философии, истории и богословию. Я решил бросить техникум, чтобы готовиться к поступлению в семинарию. Посоветовался со своей ба
бушкой, Чащиной Музой Николаевной, как быть. Моя бабушка была мудрым человеком, она мне сказала: лНе торопись, внучок, я все разузнаю», - и написала о моем желании своей двоюродной сестре, бабе Нине, которая служила псаломщицей в одной из станиц Ростовской области. Оттуда вскоре мне пришла бандероль с журналом Московской Патриархии, где были напечатаны правила поступления в Духовную семинарию и все молитвы, которые надо было учить к экзаменам. Я очень обрадовался и решил ехать в Москву: там устроиться на работу, ходить в церковь и готовиться к экзаменам. Решение ехать именно в Москву созрело вот по какой причине. Как только я вернулся из армии домой, сразу пошел в Казанскую церковь г. Тольятти, чтобы исповедоваться и причаститься. По своей тщеславной наивности я посчитал, что как только приду, священники мне уделят особое внимание, ведь не так часто молодые люди приходят в храм. Действительно, храм заполняли, в основном, пожилые женщины и несколько стариков. Исповедь проводил пожилой священник. Вначале он что-то говорил народу, призывая его покаяться в своих грехах. Потом к нему стали подходить люди, он каждому покрывал епитрахилью голову и читал над ним разрешительную молитву. Когда я подошел к нему, то хотел исповедовать грехи за всю свою жизнь, но батюшка, не выслушав меня, сразу накинул мне на голову епитрахиль и сказал: лПрощаю и разрешаюЕ»
Я отошел недовольный и поделился своими сомнениями с рядом стоящей женщиной. Она подошла к батюшке и попросила его исповедовать меня. Тот махнул рукой, мол, чего ему надо, я уже исповедовал его. Но женщина оказалась настырной, и меня подпустили второй раз. В этот раз батюшка выслушал мою исповедь полностью. После причастия я вышел из храма радостный, но в душе оставалось какое-то неудовлетворение. лНаверное, в тольяттинской церкви все священники такие невнимательные, - подумал я, - ничем они мне не помогут». Вот почему у меня появилось желание перебраться в Москву.
Когда мама узнала о моем решении бросить техникум и ехать в Москву, то так огорчилась, что даже всплакнула. Я спросил ее, почему она так расстраивается и почему против моего поступления в семинарию. Она ответила: лДа разве я, Коленька, против твоего поступления в семинарию? Только хочу, чтобы ты вначале светское образование получил, а уж потом поступай, куда хочешь». Я стал разъяснять, что не хочу терять драгоценное время и обманывать государство, учась за его счет, если собираюсь идти служить в Церковь. А мама говорит: лЯ боюсь, сынок, что ты пойдешь по этому пути, обязательно встретишься с какой-нибудь несправедливостью, разочаруешься и уйдешь из Церкви, а профессии у тебя никакой нет». Я отвечал, что прекрасно понимаю, что люди несовершенные, в том числе и я. Потому иду в Церковь, чтобы самому лучше стать и другим по возможности помочь, и ни в чем разочаровываться не собираюсь. За меня вступилась бабушка: лОтпусти ты его, дочка, не пропадет парень. Может, это его дорога».
В апреле 1976 года я выехал в Москву, завербовавшись на строительство Олимпийского комплекса по своей специальности - отделочника. В кармане у меня было тридцать рублей, а в голове кружились самые радужные надежды.
Москва встретила нас, лимитчиков, не очень гостеприимно. Поселили в общежитии, временно, в комнате для приезжих. Забрали паспорта, пообещав вскоре все устроить. Устройство наше затянулось. В комнате для приезжих - сквозняки. Короче, я простыл и разболелся окончательно. Как помню, проснулся в субботу утром, голову от подушки еле поднял. Озноб бьет, температура тридцать девять. Один в огромном многомиллионном городе. Ни родных, ни знакомых. К тому же, всего пятнадцать рублей осталось на жизнь. Тоска на меня напала. Потом говорю себе: лСтоп, что это я раскисаю. Я же не один, со мной Бог, Который меня сюда привел». Вспомнил, как в атеистической литературе насмехались над верующими за то, что они верят в возможность исцеления от мощей святых угодников. Значит, думаю, действительно исцеляются, раз так безбожники злопыхают. Где же, думаю, мне мощи святые найти? Вспомнил тут про преподобного Сергия Радонежского, о котором читал в историческом романе Бородинского лДмитрий Донской». Решил ехать в Загорск, в Троице-Сергиеву Лавру, исцеляться от мощей праведника. Узнал, как добраться до Загорска и, несмотря на свое болезненное состояние, тронулся в путь. Когда приехал на станцию в Загорск, думаю, надо спросить кого-нибудь, как пройти в Лавру. Но тут одолела меня юношеская стыдливость, мне казалось, что если я буду спрашивать про монастырь, то надо мной будут смеяться: лТакой молодой, и в Бога верит». Пошел сам наугад, вышел к Лавре, обрадовался. Зашел в Лавру и озадачился: где же здесь гробница с мощами преп. Сергия Радонежского? Опять стесняюсь подойти спросить. Решил сам искать. Зашел в один большой храм, а там люди подходят к монахам, крест целуют, подошел и я. После того, как приложился ко кресту, мне стало намного легче. Пошел дальше на поиски. Зашел в небольшую беленькую церковь, мне внутренний голос говорит: лЗдесь лежат мощи преп. Сергия Радонежского». Покупаю большую свечку и прохожу дальше в полумрак собора. Вижу, стоит гробница под серебряным балдахином, а рядом монах что-то читает. А люди все по очереди по
дходят к гробнице, крестятся, кланяются и прикладываются. Сначала я постоял, присматриваясь, как они это делают, а потом и сам пошел. Встал на колени перед ракой Преподобного да забыл, для чего сюда пришел. Стал просить Преподобного не об исцелении, а о том, чтобы он меня принял в число учащихся семинарии. Приложившись к святой раке, пошел к выходу. Когда я проходил через двери храма, с меня как будто мокрая тяжкая шуба свалилась. Стало так легко, радостно. Болезнь мгновенно куда-то исчезла. Я забыл даже поблагодарить Преподобного за исцеление, а почему-то опрометью бросился из Лавры и поехал в Москву.
С понедельника все дела мои пошли гладко, как по маслу. Нас поселили в общежитие, при этом мне досталась отдельная комната, выдали деньги и определили трудиться в бригаду пли-точников.
Теперь для меня настала другая проблема: как выбрать храм, куда я буду постоянно ходить и где должен буду получить рекомендацию для поступления в семинарию. Нужно заметить, что даже в советское время в Москве было более сорока действующих церквей. Я стал присматриваться к храмам. Примечу какой-нибудь храм, вроде недалеко от остановки метро, но почему-то не могу переступить его порог. Мне все кажется, что старухи меня неприветливо встретят: не туда встал, не то делаешь. В общем, ощущение, что это не мой храм. Так я перебрал несколько храмов, но ни на одном не остановился. Тогда я стал молиться Богу: лГосподи, укажи мне мой храм».
Ехал я как-то раз с работы в троллейбусе и, заснув, проспал свою остановку. Выскочил на следующей, а передо мной - маленький уютный храм. Звонят колокола, призывая к службе, и народ идет. Пошел и я вместе с ними. Как зашел, так и понял: вот он, мой храм.
Так стал я прихожанином храма Иоанна Предтечи, где настоятелем был протоиерей Николай Ведерников.
Мне повезло, отец Николай был прекрасным проповедником. Многие из его проповедей запомнились мне на всю жизнь. В этом же храме я познакомился с замечательной интеллигентной семьей Волгиных, так много давших моему духовному развитию. Анатолий Волгин, замечательный иконописец, трудился в этом храме чтецом, а его очаровательная умная жена Нина Александровна Волгина - искусствовед, также принимала активное участие в церковной жизни столицы. Это было главное мое везение, ради которого, я думаю, Господь благословил мне этот храм. Первой в храме на меня обратила внимание баба Валя. Она стала приглашать меня к себе домой и обучать читать по церковно-славянски, завершил мое обучение Анатолий Волгин (ныне протоиерей). Это были прекрасные, незабываемые времена, которые Господь дарует всем вновь приходящим к Нему. Когда в Москву приехала мама, я чувствовал себя уже очень уверенно в церковной среде и готовился поступать в семинарию на следующий, 1977 год. Но Господь промыслительным образом, через приезд матери, изменил мои планы. Я провел маму по самым замечательным местам Москвы и повез ее в Троице-Сергиеву Лавру. Приложившись к Преподобному, я стал ждать около выхода маму.
Придя от святой раки, она сказала:
- Коля, я подумала, почему бы тебе не поступать в этом году в семинарию?
Я засмеялся:
- Что ты, мама? То была против, а сейчас говоришь - поступать, да еще в этом году. Я ведь молитву лОтче наш» впервые узнал в этом году, куда уж мне. Дай Бог хотя бы к следующему году быть готовым.
- Ты знаешь, - задумчиво сказала мама, - когда я стояла около святых мощей преподобного Сергия, мне кто-то сказал, чтобы ты поступал в этом году. Вот тебе мое материнское благословение - поступай именно в этом году.
- Хорошо, мама, раз так благословляешь, значит буду поступать, - согласился я.
Мама улетела, а я, сдав в канцелярию семинарии документы, стал усиленно готовиться к вступительным экзаменам.
Когда я подошел к отцу Николаю за рекомендацией для поступления в семинарию, то, уйдя в алтарь, он через несколько минут вынес мне листок бумаги, на котором было написано: лАгафонов Н. В. регулярно в течение года посещал богослужения в праздничные и воскресные дни. Протоиерей Н. Ведерников».
Я думаю: ну и рекомендация! А когда приехал на экзамены в семинарию, совсем пал духом. Столько абитуриентов со всего Советского Союза понаехало! Все ребята подготовленные, не первый год в церкви прислуживают. Иподиаконы архиереев ходят особняком, такие важные. лГосподи, куда же я попал, простой рабочий паренек?» А потом подумал: лЧто это я заранее расстраиваюсь, не поступлю в этом году, на следующий год буду поступать. Не поступлю в следующем году, снова буду пытаться». От этого решения мне сразу стало легко и весело на душе. Хожу каждый день к преподобному Сергию и молюсь. На собеседовании с ректором, архиепископом Владимиром (Сабоданом, ныне митрополит Киевский), когда он меня спросил, что я люблю читать, то я назвал своим любимым писателем Достоевского. Это очень понравилось Владыке-ректору, и он со мной еще минут десять разговаривал о Достоевском.
Ребята спрашивают:
- Что это ты так долго у ректора делал?
Я говорю:
- Обсуждали богословские аспекты в произведениях Достоевского.
Они смеются:
- Ну ты, Агафонов, заливать мастер!
После сдачи экзаменов сидим в семинарской столовой, а у самих от волнения аппетит пропал, знаем, что после обеда списки поступивших вывесят. Мне ребята два пальца показывают.
Я думаю, что это может значить? Неужто двойку получил? Вроде бы, не должно, все же экзамены сдал неплохо.
Бежим наверх списки смотреть. Прочитал весь список, но своей фамилии не нашел. Потом другой список просмотрел, где кандидатов отмечают, которых могут в течение года вызвать на место отчисленных семинаристов, и там меня нет. Отошел огорченный. Мне друзья кричат: лАгафонов, ну куда ты смотришь? Вот твоя фамилия. Тебя сразу во второй класс зачислили».
Точно, подхожу и вижу небольшой списочек зачисленных во второй класс. Моя фамилия - там.
Дивны дела Твоя, Господи.
Историческое событие
Наступил 1988 год, тысячелетний юбилей крещения Руси. В воздухе носилось чувство перемены в отношении к Церкви в нашем безбожном государстве. Во всяком случае, пресса стала активно муссировать тему: отмечать или не отмечать эту дату? Большинство выступлений было за то, чтобы не отмечать: мол, это дело церковников, а государству до таких событий, как крещение Руси, по барабану.
Вдруг, как гром с ясного неба для наших властей, международная организация ЮНЕСКО принимает решение праздновать крещение Руси как событие всемирного значения в ста странах мира. Тут сразу в Кремле зачесались, и чаша весов стала склоняться в пользу участия государства в праздновании юбилея.
То ли в феврале месяце, то ли в другое время - сейчас точно не помню - выхожу я под вечер из регистратуры Казанского собора во двор, подходят ко мне трое молодых людей и спрашивают: где можно увидеть отца настоятеля? В это время вышел настоятель протоиерей Алексей Машенцев, и я его подвел к ним.
- Какие проблемы, молодые люди? - спрашивает он.
- Мы хотим пригласить Вас в научно-исследовательский институт сельского хозяйства, - отвечают они, - чтобы Вы выступили в нашем молодежно-дискуссионном клубе.
А надо оговориться, что публичное выступление священника вне стен храма было запрещено законом. За это можно было лишиться регистрации уполномоченного, тогда уж ни в какой епархии Советского Союза не устроишься. Отец Алексий это прекрасно знал, поэтому он, дипломатично сославшись на нехватку времени, отказал молодым людям. Те отошли явно огор-ченные. Не меньше их расстроился и я - такая возможность, о которой мы и мечтать не могли. И я решился - была не была. Дождавшись, когда отойдет отец Алексий, я догнал молодых людей и говорю:
- Я тоже священник и могу у вас выступить.
Они обрадовались, обступили меня. Я спрашиваю:
- На какую тему я должен выступать?
- На тему тысячелетия крещения Руси, - отвечают они.
Я еще им один вопрос задал, который меня все же волновал:
- С руководством вашего института этот вопрос согласован? Они беспечно махнули рукой:
- А зачем? Сейчас гласность и перестройка.
- Хорошо, - говорю я, - это ваши проблемы, имейте только в виду, что со своим начальством я этот вопрос буду согласовывать.
- Согласовывайте с кем хотите, - отвечают они. На этом мы и разошлись, предварительно договорившись о времени моего прихода.
Я действительно решил подстраховаться и пошел в областную администрацию к уполномоченному по делам религии за разрешением. Надо отдать должное, что на уполномоченных Волгограду везло. Волгоградская область была, наверное, единственной, где строились сразу три храма: в селе Ахтуба, в городе Фролово и в городе Михайловка. Естественно, такое просто не могло быть без участия уполномоченных. Так, например, в Саратовской области, где была основная кафедра Архиепископа, не могли добиться строительства хотя бы одного храма, потому что уполномоченный там был, по выражению многих, лсущий зверь». Если он увидит в городе идущего ему навстречу священника, то непременно перейдет на другую сторону улицы, лишь бы не здороваться: так он ненавидел священников. В Волгограде в то время был уполномоченным Бунеев Юрий Федорович, бывший моряк-подводник. Несмотря на то, что он был недавно назначен на эту должность, он уже успел завоевать у духовенства глубокое уважение. В нем не было никакого чванства и зазнайства. В общении он был прост, искренен и доступен, любил пошутить, прекрасно пел и был человеком на-читанным. Мы с ним сразу сошлись на почве любви к книгам. Он мне помог купить тогда страшно дефицитную двухтомную энциклопедию лМифы народов мира». Юрия Федоровича я по-встречал в коридоре администрации, он куда-то спешил, и я на ходу стал объяснять ему ситуацию. Не знаю, насколько он вошел в ее суть, только он махнул рукой: иди, мол, если зовут.
Я тщательно подготовился к выступлению и в назначенное время пришел к институту. У входа меня встретил комсорг института, какой-то весь растерянный.
Поздоровались, он говорит:
- Ой, батюшка, что тут было! Как узнали о Вашем намечающемся выступлении, все начальство на ушах который день стоит. Звонят постоянно, то из КГБ, то из райкома, то из горкома партии с одним вопросом: кто вам позволил живого священника пригласить в государственное учреждение?
Тут я не удержался и вставил реплику, перефразировав известную американскую поговорку насчет индейцев: мол, хороший священник - мертвый священник. Комсорг говорит:
- Вы шутите, а мне не до шуток, уже выговор влепили, думаю, этим не отделаюсь. Но отменять уже поздно, объявления висят, все в институте знают, в актовом зале народу собралось - не протолкнуться, а Вас начальство просит предварительно к ним в кабинет зайти.
Поднимаемся мы на лифте, заходим в просторный кабинет, вижу: ходят по кабинету дядечки солидные, жужжат, как потревоженные шмели, а как меня увидели - жужжать перестали, стали подходить здороваться. Комсорг их всех по очереди представляет: это наш директор, это его зам, это парторг института, это профком. Я им руки жму, а сам уж запутался: кто есть кто. Вдруг все расступаются, выплывает дядечка приятной наружности при галстуке и мне торжественно представляют его:
- А это наш главный религиовед области: Николай Николаевич (фамилию уже, к сожалению, не помню).
Жмет он мне руку: здрасте, мол, тезка Ваш и почти что коллега. Директор всех пригласил присесть к столу, и парторг открыл совещание: как, мол, будем проводить встречу, ведь дело необычное, не каждый день священник в институт приходит, какой у нас будет регламент этой встречи? Тут все сразу зажужжали: да, вот именно, какой регламент? Каждый из сидящих произнес этот вопрос, не давая при этом на него ответа. Один я сидел и молчал, и тут все вопросительно посмотрели на меня.
- Какой регламент нужен - я не знаю, мне все равно, дадите выступить - я выступлю.
Тут инициативу в свои руки взял парторг. Он встал и решительно сказал:
- Значит так, товарищи, вначале выступит Николай Николаевич, затем батюшка, и его выступление снова замкнет Николай Николаевич, - при этом он наглядно продемонстрировал, как это будет, сомкнув с хрустом пальцы обеих рук в замок.
Я представил себя между двумя клешнями огромного краба, который смыкает их на мне, так что мои кости с хрустом ломаются, и содрогнулся. Но, посмотрев на добродушно улыбающегося Николая Николаевича, которому отводилась роль этого ужасного краба, я сразу успокоился. Всем решение парторга пришлось по душе, они вторили ему, как эхо: да, да, батюшка, а замкнет его Николай Николаевич.
Когда мы спустились в актовый зал, там действительно яблоку упасть некуда было, все места были заполнены и люди толпились в проходах и в дверях. Корреспондент лВолгоградской правды» приютился с блокнотиком на подоконнике. Мы с начальством сели за стол президиума на сцене, и комсорг, открыв встречу, предоставил слово Николаю Николаевичу. Тот встал и давай ругать молодежь, которая проявляет полное равнодушие к истории Отечества.
- Вы только подумайте, - негодовал он, - дата 600-летия героической обороны города Козельска прошла незамеченной, 300-летие со дня рождения Петра I - великого преобразователя России - тоже прошла без должного внимания.
В конце своей речи он неожиданно вынул из своего портфеля настольный церковный календарь за 1988 год (надо заметить, что в то время это был страшный дефицит: нам, священникам, давали только по одному экземпляру.) Потрясая этим календарем, он грозно вопросил зал:
- А кто мне скажет, что празднует Церковь 1-го января по новому стилю?
лГосподи, - подумал я, - что же там может быть 1-го января по новому стилю? Если бы по-старому - там все ясно: праздник Обрезания Господня и память святого Василия Великого. Хоть бы меня не спросил, вот опозорюсь».
Из зала раздались голоса:
- Новый год.
- Нет, не новый год, по церковному календарю новолетие - 1-го сентября, - он торжествующим взглядом обвел притихший зал и провозгласил: - 1-го января Церковь празднует память Ильи Муромца - того, кто, согласно русским былинам, Змею Горынычу головы рубил.
После этих слов он сел, посмотрел на меня: мол, знай наших,а- и, нагнувшись, спросил:
- Можно, отец Николай, я Ваше выступление на магнитофон буду записывать, мне это для областного радио надо.
Я в знак согласия кивнул головой. Действительно, 1-го января празднуется память преподобного Илии Муромца, монаха Киево-Печерской Лавры, который был, по всей вероятности, из города Мурома и мог быть воином княжеской дружины, защитником земли Русской, но при чем здесь Змей Горыныч, я так и не понял, но спрашивать не стал.
Я выступал около часа, обозначив главные исторические вехи Русской Православной Церкви и их значение в жизни нашего Отечества. Начал я издалека, с крещения Великой княгини Ольги и закончил современным состоянием Церкви. Внимание к моему рассказу было предельное - в буквальном смысле, пролетевшую муху было бы слышно. Закончив выступление, я сел и с любопытством стал ожидать, как будет меня замыкать в клещи Николай Николаевич, уж если одной клешней был Змей Горыныч, то другой должна быть по логике Баба Яга. Но Николай Николаевич не стал вводить персонажей русских сказок, а сказал просто, что я, мол, изложил все хорошо, но у них несколько другой взгляд на историю крещения Руси. Русь познакомилась с христианством еще задолго до крещения при князе Владимире, и мы с Византией еще долго присматривались друг к другу (в этом я с ним согласен), но в чем этот иной взгляд состоит, он так и не объяснил, закончив на этом свое выступление.
После наших выступлений было предложено задавать нам вопросы. Вопросов из зала посыпалось много, но все они были обращены исключительно ко мне, так что мне стало даже неудобно перед главным религиоведом, и если попадался вопрос, который мог входить, по моему мнению, в его компетенцию, я с радостью переадресовывал ему.
Наконец Николай Николаевич сам решил задать мне вопрос.
- А как Вы, батюшка, относитесь к борьбе с пьянством, которую бескомпромиссно и последовательно ведет наша партия?
Я высказался положительно за борьбу с пьянством, сославшись на Священное Писание, которое говорит: лНе упивайтесь вином, в нем же есть блуд», но в то же время выразил сомнение по поводу методов этой борьбы, опять же сославшись на авторитет Священного Писания, где говорится: лДоброе вино веселит сердце человека», тем более что Сам Христос совершил Свое первое чудо, превратив воду в вино на свадьбе в Кане Галилейской, а не наоборот.
- А сейчас что получается, - продолжаю я, - хочу купить себе бутылочку коньяка, чтобы разговеться на Пасху, но не могу стоять по полдня в очереди. Великим постом не в очереди нужно стоять, а в храме на молитве.
Тут весь зал зааплодировал. Видя такой крен на идеологиче-ском фронте, буквально взвился со своего места парторг:
- А Вы верите в коммунизм?
лВот тебе и на, как говорится, приплыли, - думаю я. - Если сказать прямо, что не верю, то - поминай как звали, пришьют антисоветскую агитацию и пропаганду, УК РСФСР, ст. 70, до трех лет лишения свободы». Решил ответить обтекаемо-ук-лончиво: мол, я могу допустить, что в будущем будет общество, которое добьется таких результатов в сельском хозяйстве и промышленности, что будет изобилие плодов земных, так что каждому - по потребностям и, естественно, от каждого по способностям. Но вот то, что когда-нибудь будет общество, в котором нет Церкви, я допустить даже в мыслях не могу.
- Вы противоречите сами себе! - вскричал парторг. Я не стал вступать с ним в дискуссию, и на этом встреча наша закончилась.
На следующий день позвонил в собор Юрий Федорович и попросил меня зайти к нему. Я пришел, а он смеется:
- Ты что натворил, отец Николай, весь институт разложил своей агитацией, теперь люди требуют, чтобы им Библию дали почитать. Мне тут покою звонки не дают, наверху возмущаются, требуют разобраться, почему попы по государственным учреждениям расхаживают, как у себя в церкви. Но я им сказал, что дал тебе разрешение, так сказать, принял удар на себя.
- Спасибо Вам, Юрий Федорович, что заступились, ведь Вы могли и отказаться, говорили-то мы с Вами в неофициальной обстановке.
- Что же ты думаешь, у одних священников совесть есть? У нас, моряков, честь превыше всего. Скажу тебе по секрету: в Москве готовится встреча руководства страны с руководством Церкви, так что скоро такие выступления священников будут не редкость. Но твое первое, поэтому давай выпьем за это исто-рическое событие, - и он достал из стола бутылочку коньяка.
Действительно, вскоре произошло поистине историческое событие: за лкруглым столом» в Кремле Михаил Сергеевич Гор-бачев встретился с Его Святейшеством, Патриархом Московским и всея Руси Пименом, и отношения государства и Церкви круто изменились.
Но самое интересное, что через два года эта история получила очень необычное завершение. Отучившись два года в Ленинградской духовной академии, я перешел на экстернат и вернулся по просьбе владыки Пимена служить в нашу епархию, так как планировалось открытие в Саратове Духовной семинарии, и Владыка намеревался поручить мне это дело. Я стал снова служить в Казанском соборе. Как-то раз, когда был мой черед совершать таинство Крещения, наша горластая регистраторша Нина кричит:
- Отец Николай, идите крестить, Вас дожидается мужчина.
Вхожу я в крестильню и глазам своим не верю: стоит главный религиовед области Николай Николаевич, держит в руках квитанцию на крещение, свечки и крестик. Я обрадовался ему, как старому знакомому. Он мне говорит:
- Я, отец Николай, подготовился, как положено, выучил лОтче наш» и Символ веры наизусть.
Вот такие невероятные истории случаются в обыкновенной жизни.
Волгоград, январь 2002 г.

Чудо в степи

Один, второй, третий толчок, наш лЖигуленок» буквально сотрясало от неожиданных порывов ветра. Мы ехали по степной дороге от города Камышина в Саратов. Ветер дул со стороны Волги в правый бок автомобиля. Казалось, что как будто огромные ладони какого-то невидимого великана мягко, но сильно толкают нас в бок, забавляясь автомобилем, как игрушкой. За рулем сидел хозяин машины Сергей Булхов. Находясь с ним рядом, я чувствовал себя спокойно, так как знал: машина в надежных руках опытного профессионала. Сергей работал водителем такси в Волгограде. Старую двадцать четвертую лВолгу» с шашечками, на которой он трудился, можно было нередко видеть возле Казанского собора, куда он приезжал на службу. Там мы с ним и познакомились.
Часто беседуя на богословские темы, я наблюдал, как он возрастал духовно от силы в силу и радовался за него. Парень он был на редкость сообразительный и умный. Правда, чувствовалось влияние на него индийской теософии с ее йогой, которой, по-видимому, он увлекался до прихода в Церковь, но через это прошли многие неофиты. Я дал ему книгу по исихазму и умной Иисусовой молитве: она стала его настольной книгой. Решил свозить его в Саратов, чтобы представить архиепископу Пимену как возможного кандидата к рукоположению во священника. В Саратов поехали на машине. Если бы мы знали, что с нами может приключиться, то непременно бы сели на поезд. Теперь вот мчимся по заснеженным степям Поволжья, и чувство беспокойства невольно охватывает наши души.
До Камышина мы добрались благополучно, надеясь, что и дальнейший путь у нас протечет также гладко. Но в этом мы жестоко ошиблись. Вслед за порывами ветра посыпал снег. Сергей обеспокоенно произнес:
- Как бы нам, отец Николай, не пришлось в степи ночевать. Может, повернем назад?
- Обидно, - говорю я, - больше половины дороги проехали. Может, распогодится, и, даст Бог, доедем.
Сумерки спустились быстро. Дорога то ныряла вниз затяжным спуском, то поднималась вверх. Когда мы поднялись на очередной холм, перед нами открылась картина: множество огней вдали вереницей уходили за горизонт. Подъехав поближе, увидели, что это были большегрузные лКамАЗы» с прицепами. Мы вышли из машины, спросили: почему все стоят? Водитель крайнего грузовика, матерясь через каждое слово, объяснил нам, что дальше дороги нет, все занесено, и они будут ждать до завтра прибытия тракторов.
Про нас он вообще сказал, что мы ненормальные, что когда вернемся домой, нам надо сходить к психиатру провериться. Мы повернули и поехали назад, в Камышин. Снег все усиливался. Ветер лепил в нас такие хлопья, что стеклоочистители едва справлялись. Видимость ухудшилась до того, что ехали почти что на ощупь. В некоторых местах дорога была перенесена снежными заносами. Эти заносы все чаще стали встречаться нам на пути, и Сергей их таранил, пробивая на скорости. После одного из таких таранов автомобиль развернуло поперек дороги, так что носом он уперся в один сугроб, а сзади его подпер другой сугроб.
- Все, отец Николай, кажется, мы с Вами, как говорится, приплыли: ни взад, ни вперед, - сказал обреченно Сергей.
Мы вышли из машины. Сильный порыв ветра сорвал с меня меховую шапку и, зловеще свистя, унес ее в снежные дали. На Сергее была лыжная шерстяная шапочка, которую он натянул до самых глаз. Я залез в машину, вытащил из портфеля скуфью и водрузил ее поглубже на свою голову. Рассчитывая от дома до Епархиального управления ехать в теплых лЖигулях», я не удосужился обуть зимние ботинки, вырядившись в демисезонные туфли.
- Через два часа нашу машину занесет снегом полностью, если мы не выберемся куда-нибудь на пригорок, где продуваемое открытое пространство и снегу не за что задерживаться. Уходить куда-то в степь, искать селение - тоже верная смерть, - подытожил Сергей, скептически глянув на мои ботиночки.
Мы стали ногами отгребать снег от машины и рывком, поднимая задок, старались закинуть его влево. Несмотря на неимоверные усилия, за один раз нам удавалось продвинуть машину на один-два сантиметра. Окончательно выдохнувшись и задубев, мы садились в машину, включали двигатель и отогревались. Затем вновь продолжали свою работу. Ценой огромных усилий нам удалось развернуть машину так, что можно было ехать вперед. Проехав немного вперед, мы увидели чистую, ровную площадку дороги и остановились на ней. Здесь же стоял кем-то брошенный лгазон» с будкой, закрытой на висячий замок.
- Тут будем стоять до утра, - сказал Сергей, - там видно будет. Но у нас, батюшка, другая проблема, и очень серьезная. Бензин на исходе, когда закончится, мы тут окочуримся с холоду. Помощи, по-видимому, ждать неоткуда, трактора подойдут сюда только днем. Так что, можно писать завещание родным и близким.
При этих словах мне почему-то припомнилась песня про ямщика, который, замерзая в степи, отдает последний наказ товарищу. Мы очень любили с друзьями петь эту песню во время праздничных застолий. Распевая ее протяжно, не спеша, наслаждались гармоничным созвучием разных голосовых партий. Когда мы пели ее в теплом уютном доме, смерть ямщика казалась такой романтичной, умилительно-грустной. Но теперь, когда сплошное белое марево бушевало над нами и вокруг нас, заслоняя весь Божий мир, так что реальными казались только этот буран и снег, мне петь нисколько не хотелось. И умирать, когда тебе вскоре должно исполниться только тридцать три, тоже не хотелось.
- Ты знаешь, Сергей, нам с тобой надо молиться святому Николаю Угоднику, ибо спасти нас может чудо, а он - Великий Чудотворец.
И для убедительности я рассказал про чудо святителя Николая, которое он сотворил в 1978 году. Я тогда еще служил в Тольятти диаконом и один раз, отправляясь в Москву на экзаменационную сессию, безнадежно опаздывал на поезд. Когда я сел в такси, до отправления поезда оставалось пять минут, а ехать до вокзала, минимум, двадцать минут. Тогда я взмолился своему небесному покровителю, чтобы он сотворил чудо. Чудо произошло: когда мы приехали на вокзал, поезд стоял там двадцать минут из-за того, что у него заклинило тормозные колодки. За неявку на сессию мне грозило самое большое - отчисле-ние из семинарии, а теперь на кону стояли наши жизни. После моего рассказа стали мы с Сергеем усердно молиться Николаю Чудотворцу. Из снежной пелены выплыла огромная машина - трехосный лУрал» и остановилась. Мы стали водителю объяснять нашу проблему. Он молча протянул нам двадцатилитровую канистру бензина. Когда я подавал ему пустую канистру назад, то спросил его:
- Скажи, добрый человек, как хоть твое имя, чтобы мы могли помянуть тебя в молитвах? Уже отъезжая, он крикнул в приоткрытую дверцу:
- Николаем зовут.
лУрал» растаял за снежной завесой, а я еще долго стоял, не в силах прийти в себя от случившегося.
Утром буран успокоился, Сергей надел на задние колеса цепи, и мы, пробившись до Камышина, благополучно возвратились в Волгоград.
Я отпускаю его с миром
Празднование Тысячелетия крещения Руси в 1988 году - одно из самых волнительных событий последней четверти XX века. На наших глазах происходило что-то необыкновенно важное. Другими словами, мы чувствовали, что наступает новая эпоха для всей полноты Русской Православной Церкви. Мы видели, как стремительно меняется отношение к Церкви со стороны властей и общества. Стало ясно, что будут открываться новые храмы и монастыри, Духовные семинарии и училища. Но где же взять такое количество преподавателей для подготовки новых пастырей и церковнослужителей?
Размышляя над этой проблемой, я принял решение поступать учиться в Духовную академию. Семинарского образования для начинающейся эпохи явно было недостаточно. В Московскую духовную академию я пробовал поступить и раньше, однако, тройка в семинарском дипломе по литургике портила все дело: не принимали меня в академию, и все тут. Но в 1988 году у меня появилась твердая уверенность, что я поступлю в академию. Я стал просить своего небесного покровителя, святого Николая Чудотворца, помочь в этом деле.
Свой летний отпуск в 1988 году я решил провести в Ленинграде, там я встретил своего однокашника по Московской духовной семинарии Юру Епифанова. К этому времени он уже стал протоиереем Георгием и секретарем митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (будущего Патриарха Алексия II). Сижу я в гостях у отца Георгия, попиваем чаек, вспоминаем свои семинарские годы, вдруг он говорит:
- Ты представляешь, отец Николай, начали нам власти храмы передавать, естественно, в разрушенном состоянии, а ставить настоятелями на них некого. Хороших-то священников много, но они, образно говоря, цемент от песка отличить не смогут.
Тут я встрепенулся, говорю:
- Поставьте меня, я бывший строитель, буду восстанавливать.
- У тебя прописки ленинградской нет, нельзя.
- Вы меня в Духовную академию примите, - говорю я, - мне дадут временную прописку на четыре года учебы и как студента командируйте меня исполняющим обязанности настоятеля храма. Я буду храм восстанавливать и учиться.
- Хорошо, - говорит отец Георгий, - я поговорю с Митрополитом.
Слово свое отец Георгий (ныне архиепископ Арсений) сдержал.
В начале сентября пришла телеграмма из Ленинграда о том, что меня принимают в Духовную академию. Сказал об этом своей супруге, матушке Иоанне, она была против, но я уговорил ее. Теперь думаю: как же мне владыку Пимена уговорить отпустить меня учиться? Никакой архиерей на подобное не пойдет. Заочно - пожалуйста, а тут очное обучение, это потерянный для епархии человек. Но что-то надо делать. Еду в Саратов, в Епархиальное управление. Подхожу к секретарю-делопро-изводителю Евгению Степановичу, поделился с ним своей проблемой. Он мне посоветовал:
- Ты, отец Николай, не подходи сразу с этой просьбой, а побудь в Епархиальном управлении, понаблюдай за Владыкой. Если увидишь, что у него хорошее настроение, тогда и подходи. А то попадешься под горячую руку - с ходу откажет, второй раз не подойдешь.
Я так и сделал. Хожу по канцелярии, то к машинисткам зайду, то выйду во двор и загляну в гараж к водителям, то на складе посижу, а сам с Владыки глаз не спускаю. Архиерей на месте не сидел, из кабинета канцелярии несколько раз в свой дом ходил. Вот вижу, Владыка в очередной раз из дома в канцелярию идет и улыбается. Ну, думаю, значит, настроение у него хорошее. Заходит он в свой кабинет, а я за ним следом.
- Разрешите войти?
Как вошел в кабинет - сразу на колени перед архиереем.
- В чем дело, отец Николай? По-моему, сегодня не Прощеное воскресение в ноги падать, встаньте и говорите.
Встал я и выложил все начистоту. Задумался Владыка, потом подходит к двери кабинета, распахивает ее и кричит:
- Идите скорее все сюда!
Да так громко крикнул, что все епархиальные работники, от секретаря до уборщицы, вмиг сбежались, словно только и ждали этого момента. Я думаю: ну все, сейчас при всех пристыдит меня, как дезертира. Короче, приготовился к самому худшему. Владыка говорит:
- У меня сегодня самый печальный день. Отец Николай Агафонов просится, чтобы я отпустил его учиться в Духовную академию. Но мне он нужен здесь, столько работы начинается в епархии, а он священник грамотный, способный. А ему хо-чется учиться. Что же мне делать?
Все работники управления смотрят на меня с осуждением, качают головами: вот, мол, какой нехороший отец Николай - Владыка столько для него добра сделал, а он, неблагодарный...
- Я ведь могу не отпустить его, имею на то полное право. Если б это нужно было только для него, я так бы и поступил. Но поскольку это нужно для Церкви, я отпускаю его с миром.
Что тут началось! Все меня стали обнимать и поздравлять, откуда-то появилось шампанское. Владыка провозгласил тост:
- За будущие успехи нового студента!
Тогда в 1988 году еще никто не знал, что через три года Владыка Пимен будет возрождать в Саратове Духовную семинарию и благословит меня как выпускника Санкт-Петербургской духовной академии быть ее ректором.
Собрание
Шел 1989 год. Я учился в Ленинградской духовной академии и одновременно без отрыва от учебы восстанавливал переданный Советской властью полуразрушенный собор Архангела Михаила в г. Ломоносове под Ленинградом. Как-то после окончания Божественной литургии ко мне подошла женщина лет 40-45, прилично одетая, и попросила принять участие в предстоящем собрании учителей городских школ.
Мне уже приходилось бывать в разных коллективах с лекциями и беседами на духовные темы. Я всегда делал это с радостью и в этот раз с благодарностью принял приглашение. Но, когда узнал, что разговариваю с парторгом и меня приглашают на партийное собрание, то был немало озадачен.
- Помилуйте, - воскликнул я, - но в каком качестве я могу быть участником вашего собрания, если я не только беспартийный, но и никогда не разделял коммунистических взглядов?
Женщина-парторг заволновалась, боясь, что я откажусь, и, торопясь, стала объяснять:
- Видите ли, батюшка, у нас на повестке дня собрания тема: лАтеистическое воспитание на современном этапе». Городок у нас небольшой, потому наша парторганизация состоит из учителей города и офицеров-отставников. Люди все грамотные. Как узнали о повестке дня, заявили, что коли сейчас гласность и перестройка, то для альтернативного мнения хотим послушать, что скажет священник по этому вопросу.
- Ну, раз так обстоит дело, то обязательно приду, - заверил я женщину. Договорившись о времени и месте собрания, мы расстались.
На следующий день я пришел в школу на собрание. Народу был полный актовый зал. Я занял место в первом ряду. Рядом со мной уселся какой-то мужичок с портфелем, как потом выяснилось, специалист по атеизму, присланный райкомом партии. Собрание началось с необходимых формальностей и оглашения повестки дня. Затем слово предоставили представителю райкома. Он выступал в течение получаса. Речь его мне показалась бессодержательной, я даже не могу припомнить, о чем он говорил. Но центральной мыслью его выступления был тезис: лАтеистическое воспитание нужно проводить на основе научных знаний». Затем он сел и слово предоставили мне. Зал как-то весь оживился, даже отставники, до этого мирно дремавшие в своих креслах, встрепенулись. Все с любопытством воззрились на меня, ожидая, что я буду противопоставлять научным знаниям. Но я и не собирался противопоставлять что-либо научным знаниям. У меня созрел другой план. Выйдя к трибуне, я предупредил, что мое выступление будет очень коротким.
- Здесь в основном сидят люди грамотные, - начал я свое выступление, - а многие даже преподают научные знания, на основе которых предыдущий оратор призывал вас вести ате-истическое воспитание. Может быть, я что-то недопонимаю, поэтому прошу кого-нибудь из сидящих в зале ответить на один вопрос: какая наука доказала, что Бога нет? Если кто-нибудь приведет мне такое научное доказательство, то я здесь, при вас, снимаю крест и рясу и пишу заявление о приеме в партию.
Зал заволновался. Учителя и военные-отставники стали перешептываться между собой. А потом все как один разразились аплодисментами. Конечно, с трибуны меня после этого не отпустили, а стали засыпать вопросами на разные духовные темы. Так что собрание затянулось до позднего вечера.
На другой день подходит в соборе ко мне одна наша постоянная прихожанка и со слезами на глазах говорит:
- Отец Николай, как мне Вас благодарить?!
- Что случилось? - спрашиваю я.
- Да мой-то муж, он у меня подполковник в отставке, все время меня ругал, что я в церковь хожу. А вчера пришел с собрания и говорит: лВыступал Ваш священник, всех наших атеистов в лужу посадил. Так что, жена, ходи в церковь, да за меня там молись Богу».
Плавучий храм
В воскресенье 7 июня 1998 года жителям поселка Нариман, что стоит на берегу Волго-Донского канала, почудился колокольный звон.
- Ты слышала колокольный звон? Ц осведомилась одна женщина у своей соседки.
- Вроде слышала. Наверное, радио у кого-то громко включено, ведь сегодня праздник Святой Троицы.
Действительно, откуда еще мог слышаться колокольный звон в поселке, где никогда не было храма, да и сам поселок Нариман возник в 50-е годы, во время строительства Волго-Донского канала?
Конец мая и начало июня в этом году выдались необыкновенно жаркими даже для этих мест. Пять жительниц села договорились пойти с утра купаться. Шли привычной тропинкой на пляж бывшего пионерлагеря. Самого лагеря давно уже не было, о нем лишь напоминали асфальтированные дорожки да фундаменты от летних корпусов. Тропинка вывела их к высоким камышам, а уж за камышами узкая полоска песка обрамляла берег канала с удобным местом для купания. Женщины уже хотели по тропинке обогнуть камыш, но то, что они увидели, было до того невероятно, что они, растерявшись, остановились в удивлении, воззрившись на серебряный купол с позолоченным восьмиконечным крестом, возвышавшимся над камышами. До их слуха донеслось церковное пение. Сознание женщин отказывалось воспринимать действительность. Еще вчера за камышами находилась только вода. Как там сейчас может быть храм? Кто его может построить за ночь, да еще на воде? Удивленные и напуганные женщины осенили себя крестным знамением: лЧур меня». Им захотелось быстрее убежать от этого, как они думали, бесовского наваждения. Но любопытство все же пересилило страх, и они прошли на пляж. Тут им открылась дивная картина: у самого берега, покачиваясь на воде, стояла баржа, а на ней возвышался храм. Сквозь открытые двери этого плавучего храма мерцали огоньки свечей, отблескивая в позолоченных резных столбцах иконостаса. В царских вратах стоял священник в зеленой парчовой ризе, ароматный дым от его кадила струился из дверей храма и, подхваченный легким утренним ветерком, стелился над зыбкой рябью канала. Женщины, зачарованные увиденным, прислушивались к доносившемуся торжественному пению: лБлагословен еси Христе Боже Наш, иже премудры ловцы явлей, ниспослав им Духа Святого и теми уловлей вселенную, Человеколюбче слава Тебе».
Осторожно ступая по шатким мосткам, женщины перешли на баржу и зашли в церковь. Это были первые прихожане плавучего храма лСвятитель Иннокентий», совершающего свое первое миссионерское путешествие по великой русской реке Дон.
...Идея построить плавучую церковь зародилась после того, как меня в 1997 году архиепископ Волгоградский и Камышинский Герман (ныне митрополит) назначил заведовать миссионерским отделом епархии. Я стал обдумывать, каким образом обустроить миссионерское дело и куда прежде всего направить свои усилия. Несомненным для меня являлось одно: главным направлением миссионерской работы должно быть воцерковление людей, долгие годы искусственно оторванных от Матери-Церкви. Бога наш народ в своей душе еще не потерял, а вот Церковь в большинстве своем потерял: лКому Церковь не Мать, тому Бог не Отец», - гласит русская народная пословица, верно отражая догматическую истину: без Церкви нет спасения. Жестокая политика расказачивания в первую очередь ударила по Церкви. Были разрушены храмы почти во всех станицах донской земли.
Воцерковление без храмов - дело немыслимое, а строительство новых храмов ввиду обнищания людей - дело такое же маловероятное даже в перспективе ближайшего десятилетия. лВот если б сам храм мог придти к людям», - подумал я. Большинство сельских населенных пунктов Волгоградской области находятся вблизи берегов Волги и Дона, так и возникла идея строительства плавучего храма.
Вдохновителем этой идеи явился голландский православный священник протоиерей Федор Ван Дер Ворд. В то время он был сотрудником благотворительной церковной организации лKirhe in Not», что в переводе означает лЦерковь в беде». Этот удивительный иностранец в русской рясе, которую он никогда не снимал, объездил всю Россию вдоль и поперек, осуществляя программу помощи православным епархиям в России через лKirhe in Not». Отец Федор был веселым и обаятельным человеком, неутомимым тружеником на Церковной ниве. Мы с ним подружились, когда я еще был ректором Саратовской духовной семинарии.
Надо честно признаться, что финансирование семинарии было настолько скудным, что если бы не помощь со стороны лKirhe in Not», семинарию пришлось бы закрывать уже на второй год ее существования. Помню, как в 1993 году к нам в семинарию по протекции моего однокашника архиепископа Арсения прибыл один из руководителей лKirhe in Not» отец Флориан. Он увидел нашу нищету и горько заплакал, а потом сказал: лОтец Николай, мы будем вам помогать». И действительно, сдержал свое слово. На деньги, переданные лKirhe in Not», мы закупили столы для аудиторий, оргтехнику, сделали кое-какой ремонт, кормили семинаристов и оплачивали труды преподавателей, закупили книги для библиотеки семинарии. лЦарство Небесное тебе, дорогой отец Флориан! Благодарная и молитвенная память о тебе сохранится в моем сердце до конца дней».
Какое-то время связь с нами осуществлял Андрей Редлих, сотрудник лKirhe in Not», умный, мягкий и тактичный человек. Андрей родился в Германии в семье эмигрантов из России и впитал, благодаря своим родителям, лучшие качества русского интеллигента. Об этом человеке у меня сохранились самые добрые воспоминания от общения, которое принесло много пользы для моего ума и сердца.
Но подлинно масштабный размах в благотворительной поддержке Русского православия со стороны западных христиан осуществил сменивший его протоиерей Федор Ван Дер Ворт. Многочисленные просветительные и миссионерские программы, задуманные и осуществленные с его помощью, это уже свершившийся факт: не только плавучие Церкви, но и железнодорожные храмы на поездах и в автомобилях, помощь десяткам семинарий, да всего и не перечислишь. Такого неутомимого труженика с неукротимой энергией души я никогда не встречал в своей жизни. Мы часто спрашивали отца Федора, кем он себя больше ощущает: голландцем или русским? На что он, смеясь, отвечал: лБольше всего я ощущаю себя православным, и потому я люблю Россию».
Когда я перевелся на служение из Саратова в Волгоград, отец Федор приехал ко мне в гости. Здесь я его познакомил со своим другом, директором железнодорожного предприятия Корецким Владимиром Ивановичем. Это удивительный и бесстрашный человек, в свое время пересекший Атлантический океан на маленькой семиметровой яхте, стал для меня истинным подарком судьбы, когда я приехал в Волгоград. Его неуемная энергия зажигала вокруг себя сердца многих, а неистребимая жажда новизны в его душе постоянно искала себе выход в каких-то самых невероятных предприятиях. Меня он сразу стал уговаривать отправиться с ним на яхте через Тихий океан к аборигенам Австралии, чтобы просвещать их христианской верой. Об этом человеке можно написать целый приключенческий роман. И вот, когда мы встретились все трое, то у нас появились десятки проектов и планов. Отец Федор рассказал, как в Новосибирске организовали миссионерскую поездку по Енисею на пассажирском теплоходе. Я рассказал, что до революции по Волге плавал корабль с обустроенным на нем храмом лСвятитель Николай». Этот плавающий храм обслуживал рыбаков на Каспии. лЧем же мы хуже?», - сказал Владимир Иванович и предложил построить плавучий храм сейчас. Мы сразу с отцом Федором ухватились за эту идею, и я стал ее разрабатывать теоретически. Корецкий помог приобрести буксирный катер, который мы назвали в честь князя Владимира, и дебаркадер, который стали перестраивать под храм.
В мае было закончено строительство плавучего храма, и мы его отбуксировали на центральную набережную Волгограда, где владыка Герман при большом стечении народа торжественно освятил его в честь памяти великого миссионера ХIХ века митрополита Иннокентия Московского. Под звуки военного духового оркестра плавучая церковь отшвартовалась от центральной набережной Волгограда и направилась в сторону Волго-Донского канала в свое первое миссионерское путешествие.
Кроме меня в нашу первую миссионерскую команду входили священник Сергий Тюпин, диакон Геннадий Ханыкин (ныне священник), капитан буксира лКнязь Владимир» Иван Тинин, два юноши-матроса, кок, он же звонарь, Анатолий.
Мы спустились по Волге до Волго-Донского канала и заночевали у 3-го шлюза. Начало канала от Волги проходит через городские кварталы, и когда мы вечером проплывали мимо прогуливающихся по набережной горожан, те с удивлением и восторгом взирали на это необычное явление. Некоторые осеняли себя крестным знамением, кто-то просто радостно махал руками.
На рассвете 6 мая мы снялись с якоря и двинулись дальше. У 8-го шлюза мы с диаконом Геннадием сошли на берег и поехали в город на подошедшей к нам церковной машине, чтобы запастись просфорами и кагором для службы. Предварительно мы договорились, что встретимся в поселке Нариман, куда плавучий храм должен прибыть к вечеру. Уже в вечерних сумерках мы с отцом Геннадием приехали в поселок Нариман и стали разыскивать храм. Но за высоким камышом, да еще в темноте ничего не было видно, к тому же, мы угодили в какое-то болото и брели по колено в вонючей жиже. Проходив час-полтора и ничего не найдя, мы уже отчаялись попасть на корабль и тогда, возложив упование на Бога, стали молиться святителю Иннокентию, надеясь, что он нам поможет выйти к своему храму. И тут услышали недалеко от нас колокольный звон. Возрадовавшись, мы пошли на звон и вышли к плавучему храму. Оказывается, это моя дочь Ксения, обеспокоенная нашим отсутствием, стала звонить во все колокола.
А утром произошло то, что я описывал в начале рассказа. Мы продвигались несколько дней по каналу, останавливались в каждом населенном пункте. Везде нас радостно встречали люди и толпами шли на богослужение. Многие исповедовались и причащались, некрещеные принимали крещение прямо в водах канала.
Наконец мы прибыли в город Калач-на-Дону. Здесь местный настоятель отец Николай привез нам свежих просфор, которым мы были очень рады.
Из Калача-на-Дону мы вышли в широкий и полноводный Дон. Первая станица на нашем пути - Голубинская. Мы решили в нее не заходить, так как там есть действующий приход и свой священник, а наша задача - посещать населенные пункты, в которых нет храмов. Но неожиданно на буксире лКнязь Владимир» произошла поломка гребного винта, и нам пришлось причалить к Голубинской, а катер отправить на судостроительный завод в Калач-на-Дону.
Когда пришвартовывались к берегу у станицы Голубинская, то первым, кто нас встретил, была женщина-мусульманка с двумя своими девочками. Это была семья беженцев, поселившаяся в казачьей станице. Они стали нам помогать налаживать мостки с берега на плавучий храм. Женщина-мусульманка по пояс в воде самоотверженно трудилась вместе со своими дочками. Когда все было налажено, она попросила крестить ее вместе со своими детьми. лРаз уж мы живем среди православных, то и сами хотим быть православными», - объясняла она. Отец Сергий Тюпин крестил их.
Настоятель Голубинской встретил нас с радостью. Храм в станице был полуразрушенный, а восстанавливать его было не на что, временно службы совершали в церкви, устроенной в бывшем клубе. К нам в плавучий храм стали приходить жители Голубинской с просьбой окрестить детей. Когда мы их спрашивали, почему они не крестят в домовой церкви у своего священника, то они отвечали, что считают эту церковь ненастоящей, так как она в клубе и на ней нет купола, а наш храм им очень нравится.
В Голубинской еще произошла забавная история. Июнь выдался очень жарким, и уровень воды стал падать. Создалась катастрофическая ситуация. Один борт плавучей церкви упирался в берег, и когда стал падать уровень воды, вся баржа угрожающе накренилась на один бок так, что казалось, вот-вот храм опрокинется в воду. Буксира, который мог бы оттащить церковь от берега, у нас не было. Мы уже не знали, что и делать, но тут неожиданно помог один случай.
На плавучую церковь пришли два фермера и стали просить отслужить молебен о ниспослании дождя, так как их урожай может погибнуть от засухи. Отец Сергий с диаконом Геннадием отслужили молебен, а после обеда разразился сильный летний ливень с грозой. Уровень в реке сразу поднялся, и плавучий храм выровнялся. Так, миссионеры помогали фермерам, а оказалось, что помогли себе. Потом отец Сергий и отец Геннадий удивлялись: почему же они паниковали, а не догадались сами помолиться о дожде?
Вскоре лКнязь Владимир» был отремонтирован, и мы двинулись дальше, вверх по Дону.
Как-то нам на пути попалась турбаза железобетонного завода № 6. Завидев нас, отдыхающие повыскакивали на берег и стали нам махать руками, прося пристать к берегу. Но у нас не было в планах останавливаться возле турбазы, так как там отдыхают в основном городские жители, у которых есть возможность посещать храмы, а мы считали своим долгом плыть к обездоленным сельским жителям. Отдыхающие радостно прыгали на берегу, как дети, и махали нам руками, прося пристать к турбазе. Но мы с колокольным звоном проплывали мимо них, и не думая приставать к берегу. Поняв, что мы намерены пройти мимо них без остановки, один молодой человек в шортах и с видеокамерой в руках в отчаянии упал на колени прямо на берегу в воду и с мольбой воздел к небу свои руки. Я не выдержал такой трогательной сцены и распорядился капитану причалить к берегу. Все отдыхающие с радостью устремились к нам в храм. Но мы их остановили, сказав, что в шортах и купальниках в храм не пустим. Тогда они все побежали переодеваться.
Мы им отслужили молебен. Пришел и тот человек, который падал на колени. Он взахлеб нам рассказывал, что услышал наш колокольный звон и, схватив видеокамеру, выбежал к нам навстречу, потому что догадался, что это плавучий храм: он видел нас по телевизору. Он попросил окрестить его жену и дочку, так как видит в нашем прибытии особый знак Божий. Мы их окрестили прямо в реке, взяв обещание, что теперь они будут ходить в храм Божий и воспитывать ребенка в православной вере.
Мы шли вверх по Дону, останавливаясь в хуторах и станицах. Наш миссионерский плавучий храм прошел до хуторов, стоящих на Верхнем Дону, у самой границы с Воронежской епархией, а затем пошел вниз по Дону, заходя в те же самые станицы. Своеобразие миссионерской работы состояло в том, что проповедовал сам храм, устроенный по православным канонам, с куполом, позолоченным крестом, благолепием внутреннего убранства: резной позолоченный иконостас, красивая церковная утварь. Причалив к берегу, храм звоном семи колоколов созывал людей под свой кров. Священник отправлялся в поселок, чтобы встретиться с людьми, побеседовать с ними, пригласить на богослужение. Люди при виде храма плакали, становились на колени, осеняя себя крестным знамением, а дома готовились к исповеди впервые за многие годы безбожной власти. И почти повсюду люди просили оставить храм навсегда именно в их селе. Что же это, как не живое свидетельство необходимости иметь церковь в каждом населенном пункте?!
В течение 120 дней первого миссионерского плавания плавучая церковь побывала в 28 населенных пунктах. За это время 450 человек приняли крещение, около полутора тысяч участвовали в таинствах исповеди и причастия Святых Христовых таинств. Богослужения посетили более трех тысяч человек.
Вернулась плавучая церковь в Калач-на-Дону уже осенью с началом холода. На следующий год весной Владыка опять отслужил молебен на путешествие по водам и благословил нас во второе миссионерское плавание. На зиму мы стали останавливаться в поселке Пятиморск, рядом с Калачом-на-Дону. В небольшом заливчике, скованная льдами, наша церковь стала как бы приходским храмом этого поселка. Постоянно на плавучей церкви служил сотрудник миссионерского отдела иерей Геннадий Ханыкин. А я занимался уже строительством второго плавучего храма в честь Святителя Николая. Храм вышел очень красивый, с тремя позолоченными куполами. Мы его отбуксировали к военному городку Октябрьский, который стоит возле Волго-Донского канала и там плавучий храм лСвятитель Николай» стал как бы приходским храмом, передвигаться по Дону он не мог из-за отсутствия буксира.
Когда мы начали подготовку к четвертому миссионерскому путешествию, я почему-то почувствовал, что это последнее мое путешествие, и, отпустив отца Геннадия в отпуск, сам отправился на лСвятителе Иннокентии» в пределы Верхнего Дона.
Пока я шел до Верхнего Дона, по заведенной традиции вел судовой журнал, который, скорее, напоминал дневниковые записи, которые ведет священник-миссионер во время плавания, записывая в него все события, произошедшие за день, а также свои размышления.
Судовой журнал миссионерской плавучей церкви лСвятитель Иннокентий»
05.05.01. Суббота.
пос. Пятиморск
В 9.20 приехал митрополит Волгоградский и Камышинский Герман. Его Высокопреосвященство отслужил молебен лПутешествующим по водам» и благословил 4-е миссионерское путешествие. Владыке сослужили:
- протоиерей Николай Агафонов, зав. миссионерским отделом епархии;
- священник Геннадий Ханыкин, работник миссионерского отдела;
- священник Николай Пичейкин, ключарь Казанского кафедрального собора.
Молебен прошел торжественно и завершился крестным ходом к месту закладки камня под строительство в Пятиморске храма в честь равноапостольной княгини Ольги. Затем крестный ход прошел до детского садика, где стараниями отца Геннадия Ханыкина и его супруги матушки Марии организована воскресная школа для пятидесяти детей поселка. Дети показали нам замечательный концерт. Я с радостью думал, что все это плоды более чем трехлетней деятельности плавучей церкви. Было заметно, что архиерей тоже доволен таким хорошим устройством духовной жизни в Пятиморске.

06.05.01. Воскресенье
В 9.30 к нам на лСвятитель Иннокентий» в п. Пятиморск прибыли:
- руководитель отдела благотворительных программ по России организации лKirhe in Not» протоиерей Федор Ван Дер Ворд (Голландия);
- фотокорреспондент лKirhe in Not» Андрей (Польша);
- корреспонденты французского журнала лParis Ц Matсh» Клодина и Томас (фотограф).
Была отслужена Божественная литургия. Перед отправлением в миссионерское путешествие в кают-компании был дан праздничный прощальный обед, на котором кроме вышеперечисленных лиц присутствовали:
- прот. Николай Агафонов, зав. миссионерским отделом;
- свящ. Геннадий Ханыкин, сотрудник миссионерского отдела;
- свящ. Сергей Тюпин;
- Попов Иван Михайлович, председатель районной Думы;
- подполковник Сергей Владимирович, начальник районной милиции, с супругой.
После обеда отшвартовались от стоянки в Пятиморске и двинулись вверх по Дону. Плавучую церковь буксирует лГорностай», его дал Попов И.М. Наш буксир лКнязь Владимир» находится на ремонте. Экипаж миссионерского корабля:
1. прот. Н. Агафонов;
2. прот. Федор Ван Дер Ворд;
3. миссионер Дионисий (псаломщик);
4. корреспондент Клодина;
5. фотокорреспондент Томас;
6. фотокорреспондент Андрей (лKirhe in Not»);
7. Инна, переводчица;
8. Елена Владимировна, заместитель директора школы лВоскресенье».
Заночевали около берега напротив города Калач-на-Дону. Мы с Дионисием были в храме на вечерней молитве, затем совершили крестный ход.
Слава Богу за все!

07.05.01. Понедельник
Проснулись рано. Пошли с Дионисием в храм на утренние молитвы, к нам присоединился отец Федор.
В 7.00 отшвартовались и последовали далее вверх по Дону.
В 12.00 причалили к берегу возле станицы Голубинская. Это довольно большая станица, в которой красивый каменный храм (русско-византийская эклектика), но там служить невозможно. Был закрыт в начале 60-х годов ХХ века, в нем хранили химические удобрения. Сейчас стоит без крыши и потихоньку разрушается. Местный священник отец Сергий служит в помещении бывшего клуба. Пошли пешком по станице с иностранцами посмотреть храм, по дороге встретили настоятеля священника Сергия и Суровикинского благочинного отца Геннадия, а также настоятеля города Калача отца Николая. Благочинный издалека закричал (полушутя-полусерьезно): лЧто это вы делаете на моей земле без моего ведома?» Я ему представил журналистов, он стал пыжиться и важничать, а когда они спросили, что такое благочинный, он разъяснил иностранцам, что благочинный - это малый епископ!!! (Чудеса, хорошо еще, что не малый Папа Римский!)
От Голубинской отправились вверх по Дону и в 18.00 остановились около хутора Малая Голубинка (9 км от станицы Голубинская). В хуторе всего 80 дворов. Церкви у них нет, да и никогда не было, ходили в церковь станицы Голубинской. Жители попросили отслужить панихиду. Нам они принесли сушеную рыбу, картошку, зелень. Выражали большое желание, чтобы мы на обратном пути зашли к ним и послужили литургию, чтобы они могли причаститься святых Таин. Отслужили заупокойную литию и отправились дальше.
По пути к нашей плавучей церкви на моторной лодке причалили два рыбака, подарили нам огромного толстолобика и попросили помолиться за них. Иностранцы удивились размерам рыбы и сфотографировали ее. (Господи, пошли этим добрым людям здоровья и богатого улова!!!)
После вечерней молитвы и крестного хода еще долго сидел с иностранцами в кают-компании и вел беседы на духовные темы.
Слава Богу за все!

08.05.01. Вторник
Проснулся рано, в 5.30 дал распоряжение капитану отшвартоваться от берега, где мы ночевали, и отправляться дальше.
Звоном в колокола стал созывать всех на утреннюю молитву. Пришли только отец Федор и Дионисий. После молитвы пили кофе с голландским сыром, который привез из Голландии отец Федор. Очень вкусный, не чета тем сырам, которые готовят у нас под названием лГолландский». Когда проходили мимо какой-то турбазы, отец Федор попросил причалить. Подошли два парня с хутора Вертячий - просто из любопытства, они впервые видели храм на воде. Постояв у турбазы минут 10-15, снова тронулись вверх по Дону.
8.15. Все отправились поспать часок-другой, а я сел заполнять журнал.
В 14.00 прибыли к станице Трехостровская. Здесь произошел непредвиденный случай, чуть не приведший к аварии и затоплению плавучего храма. лГорностай» буксировал нас на длинном тросе. Когда подошли к станице, он отцепил трос, чтобы сманеврировать к борту плавучей церкви и отбуксировать ее к берегу на жесткой бортовой сцепке. Но сильное течение развернуло плавучий храм и понесло его вниз, прямо на водозаборную станцию, при столкновении с которой неминуемо порвался бы металлический корпус и церковь могла бы затонуть. Иностранцы, не понимая всей опасности, радовались, как дети, щелкая затворами фотоаппаратов. Я видел, что столкновение неизбежно, и буквально взмолился Богу о сохранении плавучей церкви. Господь смилостивился над нами. Недалеко от станции плавучая церковь наткнулась на затопленные деревья, которые смягчили удар. Нас еще раз стало разворачивать и понесло опять вниз по течению, уже к новой опасности. Плавучая церковь, никем не управляемая, неслась по течению, навстречу огромной барже, груженной щебнем. Катастрофа казалась неминуемой, но в последний момент капитан лГорностая», изловчившись, подошел к борту церкви, экипаж привязал ее на жесткую сцепку. А затем мы благопо-лучно причалили к станице Трехостровская. Сразу стали приходить люди, узнавать о службе. Иностранцы пошли погулять в станицу. После обеда нас покинул отец Федор Ван Дер Ворд. За ним на автомобиле приехал моторист-рулевой с нашего буксира лКнязь Владимир», чтобы отвезти отца Федора в Волгоград. Иностранцы пошли на паром проводить отца Федора, а заодно и сделать фотоснимки плавучего храма со стороны воды. Отец Федор был грустным, ему не хотелось уезжать, но что поделаешь. Я проводил паром звоном во все колокола. Огромный паром, груженный автомобилями, тянул маленький катерок, ну прямо как муравей. Этот малыш пыхтел и кренился от натуги на один бок, но все же тянул огромный паром. Со стороны это выглядело странно и смешно. Мне рассказали, что еще во время Великой Отечественной войны эти катера наводили понтонные переправы.
В 18.00 начали служить вечернюю службу. Было 5 пожилых женщин и 7 детей. Все женщины и дети исповедовались. Я детям разрешил позвонить в колокола. Вечером у меня разболелся желудок, Елена Владимировна дала мне две таблетки, и я пошел спать.
За все слава Богу.

09.05.01. Среда, День Победы
В 6.30 ко мне в каюту постучал Денис. Я пошел в храм читать правила к Литургии.
7.30 - часы, в 8.00 - Литургия. Прихожан - 9 женщин и 7 детей. Все причащались. После Литургии - крестный ход и водосвятный молебен на Преполовение Пятидесятницы. После молебна - панихида по всем погибшим в ВОВ. Затем покрестил мальчика 9-ти лет. Потом привели молодого человека на крещение. Он с удовольствием погрузился в холодные воды Дона. Затем венчал пожилых людей, которые прожили в браке 45 лет.
12.00. Отплыли от Трехостровской. Вместе с иностранцами пошел на лГорностай» поздравить капитана и команду с Днем Победы. После обеда ушел в каюту поспать. В 17.30 проснулся и увидел, что причаливаем к турбазе. Иностранцы-журналисты решили вернуться в Волгоград, чтобы осмотреть город. Вместе с ними отбыла переводчица Инна. Мы остались втроем с Еленой Владимировной и Дионисием. Поужинали при свечах. После ужина причалили к берегу, где привязали церковь к большому дереву. Вечерняя молитва, крестный ход и на покой.
За все слава Богу.

10.05.01. Четверг
7.00. Отшвартовались и направились вверх по Дону. Я встал, умылся и начал звонить в колокола, созывая всех на утренние молитвы. В 7.20 начали утренние молитвы.
Утренние молитвы мы обычно совершаем в следующем порядке: возглас священника и обычное начало. После пения молитвы лБогородица Дево РадуйсяЕ» и лСпаси Господи люди ТвояЕ», если в этот день не совершается Литургия, то открываются Царские врата и священник в алтаре читает из Евангелия зачало дня, затем Врата закрываются, и на амвоне произносится сугубая ектенья за здравие и за упокой, затем отпуст.
Наша ближайшая остановка намечена в хуторе Белужно-Колдаиров, который стоит на левом берегу Дона, почти напротив станицы Сиротинская. Там к нам прибудет моя машина, и я хочу отправить Елену Владимировну домой, а самому следовать далее, сколько позволит время. Если бы была такая возможность, то я бы остался здесь навсегда. Изучая карту и размышляя о планах миссионерской работы, думаю, что после того, как плавучий храм поднимется до самой крайней точки, которой является хутор Крутовской, то при спуске вниз по Дону необходимо посетить следующие населенные пункты, простаивая в каждом из них не менее 10 дней:
1. хутор Крутовской;
2. хутор Зимовой;
3. хутор Бобровский I;
4. станица Усть-Хоперская;
5. хутор Рыбный;
6. хутор Ярской II;
7. Усть-Медведицкий монастырь, г. Серафимович;
8. хутор Бобровский II;
9. станица Кременская;
10. хутор Булужно-Колдаиров;
11. станица Сиротинская;
12. станица Трехостровская;
13. хутор Малоголубинский.
В 14.30 пришвартовались к берегу возле Белужно-Колдаирово. Берег живописный, зеленый с небольшими деревьями, очень удобное место. Елена Владимировна попрощалась с нами и уехала в Волгоград. Капитан пошел на хутор, чтобы купить масло для двигателя. Я попросил его по прибытии сразу отдавать концы и двигаться дальше. Во время движения к нам подошли две моторные лодки, сидящие в них люди попросили разрешения осмотреть храм. Я разрешил. К нам на палубу поднялись четверо мужчин из Москвы и одна молодая женщина - художница. Они каждый год отдыхают здесь на Дону в палатках - рыбачат. Нашу плавучую церковь видели в Москве по телевизору. Когда они взошли на палубу, то сразу подошли под благословение. После осмотра храма я пригласил их в кают-компанию. Мы сидели с ними за столом, пили чай и беседовали на духовные темы. Двое мужчин просили исповедовать их. Но поскольку были немного выпившие, я предложил им прибыть завтра рано утром на молитву, и тогда можно будет исповедоваться. Мы уже подходили к турбазе мясокомбината на ночлег. Я предложил гостям звонить вместе со мной в колокола. Потом пригласил их на вечернюю молитву. По окончании молитв вместе с ними совершили крестный ход, они несли запрестольные образа и старались нам подпевать, но слов молитвы не знали.
На турбазе меня радостно встретили мои хорошие знакомые, которые здесь работают. В 1999 году они помогли мне принимать здесь, на турбазе, журналистов из 10 стран мира от лKirhe in Not». Я пообщался с ними, попил чай и пошел спать.
За все слава Богу.

11.05.01. Пятница
Проснулись в 6.00, я умылся и пошел звонить на утреннюю молитву. Подошел капитан лГорностая» Николай Иванович, я благословил его отчаливать сразу после утренних молитв. На молитву пришли мои знакомые сторожа с турбазы - два Александра. После молитвы они написали записки для поминовения и поставили свечи.
6.30 - отшвартовались от берега и направились вверх по Дону.
7.50 - подошли к станции Новогригорьевская. Я пошел в магазин купить хлеба, так как все старые запасы хлеба закончились. Капитан пошел в администрацию станицы, чтобы раздобыть масло для двигателя (у него сестра замужем за главой Новогригорьевской администрации). Магазин находился рядом с храмом. Храм действующий, недавно отремонтированный (если не считать станицы Перекопская, то это единственный храм от Калача до Серафимовича).
11.50 Ц купив масло для двигателя, отшвартовались и направились к станице Кременская. Дай Бог до темноты дойти до нее.
14.00 - мы причалили к хутору Каменский (несколько домов), здесь контрольная связь с Калачом-на-Дону - прямо на берегу в какой-то металлической будке телефон. Капитан пошел позвонить диспетчеру. Через 5 минут мы продолжили наш путь вверх по Дону. Когда мы причалили к берегу, несколько змей прыгнули в реку, а когда мы отходили, ветки деревьев задели за колокола, и они мелодично зазвенели, прощаясь с хутором Каменский.
16.00 - повстречали баржу, груженную щебнем, наш капитан договорился по рации, чтобы они дали два ведра масла для двигателя. Он оставил нашу плавучую церковь около берега в кустах, а сам на буксире пошел к ним. Вернулся с тремя мужчинами, которые попросили окрестить одного из них. Я провел краткую огласительную беседу, взял с крещаемого слово, что он будет изучать лЗакон Божий», который я ему обещал вручить после крещения. Крещение, как обычно, совершил в реке.
18.25 - пошли вверх по Дону.
20.50 - наступили сумерки, пишу при свете двух свечей. Мы причаливаем возле станицы Кременская, идет мелкий дождь. Нет уверенности, что успеем прибыть в Усть-Медведецкий монастырь к обеду в воскресенье. Дай Бог хотя бы к вечеру.
Пока мы шли по Дону, нас сопровождала прекрасная симфония, состоящая из голосов разных птиц и соловьиной трели, исполняемая под аккомпанемент лягушачьего кваканья. Если бы я был музыкантом, то наверняка бы, вдохновленный этими звуками, написал бы какую-нибудь увертюру на тему этой природной симфонии. Господи! Почему я не музыкант?
Меня не покидает радостное чувство свободы, это чувство порождается осознанием удаленности от суетной цивилизации. Все это низводит некую умиротворенность в душу и ощущение покоя. Здесь хорошо спится и легко молится. Это сродни ощущениям ранних детских беззаботных лет. Я все время ловлю себя на мысли, что понятие времени очень относительно. Там, в цивилизованной суете, время бежит очень быстро, можно сказать, что летит. Не успеешь оглянуться, а прошли уже сутки, недели, месяцы. Да что там месяцы, годы не замечаешь, как проходят. Здесь же время движется неторопливо, можно даже сказать, что время плавно плывет, как эти чистые воды Дона. А порой время вообще замирает, словно путник в дороге, остановившийся полюбоваться красотами природы. Порой мне казалось, что прошел целый день, а посмотришь на часы, нет еще и одиннадцати дня.
Буксир не тянет плавучую церковь, а толкает ее сзади. Я поставил стул на самом краю борта, под звонницей, вода от меня в полуметре, а перед моим взором вся панорама реки с ее обоими берегами. Я читаю книгу. Надо мной - бездонное голубое небо, прямо подо мной плещется вода, слева - крутой берег Дона, а справа - пологий, поросший кустарником, в котором невидимые глазу соловьи заливаются весенними трелями. Нет, невозможно это все описать пером, тем более таким неумелым, как мое.
22.00 - совершили с Дионисием вечерние молитвы и крестный ход. 22.30 Ц отбой.
Слава Богу за все.
12.05.01. Суббота
6.20 - подъем.
6.30 - утренняя молитва. Всю ночь шел дождь, идет до сих пор. Капитан сказал, что будет ждать до 8.00, пока не подойдет мотороллер с маслом для двигателя. В 8.45 дождь почти прекратился, но мы все еще стоим, капитан ушел в станицу за хлебом, погода пасмурная. Сижу в кают-компании, читаю.
В 9.15 капитан пришел, наконец-то мы отчаливаем, ура!
В 14.15 прошли мимо станицы Перекопская. В ней есть действующая церковь. Купол и остроконечную крышу колокольни я увидел еще издалека, так как она стоит на правом крутом берегу. Левый берег пологий, лесистый, а правый крутой, весь в зеленой траве, и на этой крутизне стоит белый пятикупольный храм с шатровой колокольней недалеко от воды у залива. Очень красиво. Как хочется, чтобы такие храмы стояли в каждой станице и хуторе. Снова пошел мелкий дождь, думаю, что это надолго. Мы продолжаем двигаться вверх по Дону. Следующий по нашему маршруту - хутор Мелоклецкий.
16.30 - прямо во время движения корабля начали всенощное бдение. На клиросе - Дионисий, в храме единственная прихожанка Ц повариха буксира Надежда. Дождь закончился перед началом Великого Славословия. Когда я провозгласил лСлава Тебе показавшему нам свет», в иллюминаторы храма неожиданно брызнул свет заходящего солнца и осветил весь храм. До этого были тучи. Свет этот был такой яркий, что стало возможно читать молитвы без свечей. После всенощной попили чай в кают-компании и пошли в церковь вычитывать правило к святому причастию. После окончания вечерних молитв совершили крестный ход, и в 22.10 разошлись по кельям на сон.
За все слава Богу.
13.05.01. Воскресенье
Проснулся в 6.45, наша плавучая церковь находилась уже в пути. Дионисий мне сказал, что от хутора Мелоклецкого отшвартовались в 5.15 утра. Умылся, иду в храм совершать утренние молитвы и божественную Литургию. Божественную Литургию отслужили молитвенно, под звуки плеска волн, во время хода корабля. Миссионер Дионисий пел на клиросе. Они с поварихой Надеждой причастились, предварительно пройдя таинство исповеди. После Литургии мы с Дионисием позавтракали, в 10.00 подошли к плавучему крану, который грузил щебенку на баржу. Капитан пошел на плавучий кран, надеясь взять у них масло для двигателя. На теплоходе, который буксирует баржу со щебенкой, оказался Владимир Иванович, наш бывший капитан лКнязя Владимира», долгое время проработавший в миссионерской команде. Он весь в мазуте, но мы очень рады встрече, обнялись по-братски, он сложил свои черные от мазута руки и попросил благословения. Взяли масло и через час - в 11.00 - пошли дальше. Что-то нас ждет впереди? Одному Богу известно. Вот уже ровно неделя, как мы вышли из Пятиморска, никакой связи с внешнем миром, ни телефона, ни телевизора - красота.
Стал размышлять об итогах трех миссионерских путешествий. Нет сомнений, что плавучая церковь очень необходима для воцерковления казачьих поселений, находящихся вдоль Верхнего Дона. Но главная трудность для миссионерской работы упирается в отсутствие финансов. За все три года епархия не выделила ни копейки на это столь нужное для просвещения людей дело. Самые большие затраты приходятся на солярку для буксира. Чтобы, к примеру, плавучему храму подняться по Дону из поселка Пятиморск до хутора Крутовской (самая верхняя точка в миссионерском маршруте), необходимо, как минимум, примерно три тонны солярки, а это уже 21 тысяча рублей, да еще спуститься по Дону - примерно 1,5 тонны солярки (10,5 тыс. рублей), масло для двигателя тоже дорогое. Итого выходит не менее 35 тысяч рублей. Таких огромных денег, естественно, нет. То, что набирается от пожертвований прихожан плавучей церкви, едва хватает на оплату капитана и матросов буксира, также необходима зарплата священнику (ведь у него семья) и псаломщику.
В четвертом миссионерском путешествии нам повезло: отец Федор привез на оплату горючего для буксира 28 тысяч рублей. В прошлом году из-за нехватки финансов плавучая церковь смогла подняться только до станицы Трехостровской, а это лишь половина маршрута. Учитывая опыт предшествующих лет, я к четвертому миссионерскому путешествию разработал следующий план, который предполагал, что начинать миссионерский поход надо в первой половине мая и следовать, пока Дон полноводный, до самой верхней точки, то есть до хутора Крутовского, не совершая длительных остановок, а уже оттуда, неторопясь, спускаться по Дону к зимней стоянке в поселке Пятиморск, простаивая в каждом населенном пункте по 10-12 дней. Таковых населенных пунктов двенадцать, значит, на весь маршрут уйдет примерно 120-140 дней, то есть к концу сентября можно возвратиться в Пятиморск и еще походить по селам Цымлянского водохранилища.
13.15 - сама природа на нашей стороне. Наверное, Бог услышал наши молитвы о том, чтобы успеть сегодня прибыть в Усть-Медведицкий монастырь. Выглянуло солнце, но дует сильный ветер, к счастью, попутный. Дон, который до этого плавно нес свои воды по течению, встретившись с противным ветром, ощетинился гребнями волн. Но для нас это хорошо, так как у плавучей церкви большая парусность, и скорость хода от этого значительно возросла, и это радует. Благодарение Богу, если мы и не прибудем сегодня в монастырь, то все равно будем ночевать где-то недалеко от него.
Сижу в кают-компании за обеденным столом и делаю эти записи в судовой журнал, а наш корабельный котенок-озорник залез мне на плечо и мурлыкает под самое ухо, внимательно наблюдая, как быстро движется авторучка, оставляя на бумаге эти строчки.
14.30 - идем хорошо. Ярко светит солнце сквозь белые пушистые облачка, которые весело несутся в небесной лазури. Игра солнечных бликов на гребнях волн щедро насыщенного весенними водами Дона создает необыкновенную картину гармонии красок: белого, голубого, желтого и зеленого. Теперь я сожалею о том, что не художник, потому что, кроме как в своей душе, нигде не могу запечатлеть эту дивную красоту, созданную Богом. В моем сердце постоянно звучат строки из бессмертной поэмы Алексея Константиновича Толстого лИоанн Дамаскин»:

Не той он прежде мнил идти дорогой,
Он счастлив был бы и убогий,
Когда б он мог в тиши лесной,
В глухой степи, в уединенье,
Двора волнение забыть
И жизнь смиренно посвятить
Труду, молитве, песнопенью.
Наверное, какой-нибудь монах, который в поспешности выбрал для себя иноческий путь, сожалея об этом, завидует белому духовенству и думает: лИм хорошо, у них жены, дети Ц семья». Я же, наоборот, стал раздумывать, правильно ли поступил тогда, двадцать четыре года назад, не выбрав монашеский путь, а с головой окунувшись в этот суетный мир, мир, в котором человек живет в вечном стремлении достигнуть цели земного, временного содержания. Достигнув же, сразу разочаровывается и вновь устремляется к новой, временной, суетной цели, чтобы потом убедиться, что и она не приносит человеку полного счастья. Пора бы уже сделать для себя вывод, что счастье на земле призрачно и недостижимо. Сидя на палубе, я невольно размечтался о том времени, когда мои дети определятся самостоятельно в этой жизни, и я смогу со спокойной совестью уйти на дальний, глухой, сельский приход. И там, наконец-то, обрести самого себя и мир с Богом, в простоте сердца исполняя свои пасторские обязанности и замаливая у Бога свои грехи, коим несть числа.
Так, предаваясь пустым мечтам, я прогуливался по палубе плавучего храма, как вдруг к своему огорчению заметил, что ветер переменился и дует теперь прямо в противоположном направлении, замедляя наш ход. Мысли мои также изменили свое направление. Теперь я уже думал, что напрасно сетую на свое положение, так как спасение души не зависит от внешних обстоятельств, которые лишь суть те испытания, которые посылаются Богом для нашего же блага. Человек должен трудиться там, куда его Господь определил в данный момент. А если это будет угодно Богу, то Он Сам изменит обстоятельства и саму нашу жизнь, но не так, как мы этого желали, а как это действительно нужно для нашего же спасения.
Размышляя таким образом, я вспомнил мое любимое произведение А.П. Чехова лСтепь». Один из самых светлых героев этой повести отец Христофор говорит: лСчастливей меня во всем городе человека нетЕ Грехов только много, да ведь один только Бог без греха. Ежели б, скажем, царь спросил: лЧто тебе надобно? Чего хочешь?» - Да ничего мне не надобно! Все у меня есть, и все слава Богу».
Ветер опять переменился и уже дул с правого борта. Тут я сообразил, отчего ветер все время меняется. Оказывается, это не ветер, а русло реки меняет направление, а ветер как дул в северном направлении, так и дует. Ну и пусть дует, все равно ведь идем вперед, и за это слава Богу.
22.00 - почти в полной темноте подошли к хутору БобровскийаII. С помощью ломов, воткнутых глубоко в песок, мы закрепили плавучую церковь, и я, взяв фонарик, сошел на берег, чтобы сходить на хутор, поискать там телефон и дозвониться до монастыря. Поднявшись на косогор, я повстречал подвыпившего местного жителя Павла на машине лУАЗ». Он почему-то был без брюк, в одной фуфайке и трусах, но оказался добрым, веселым и разговорчивым человеком.
Павел рассказал мне, что живет у самой реки, телефона у него нет, но он согласен подвезти меня до хутора к дому, где есть телефон. В машине по дороге я разговорился с ним и узнал, что Бобровский II называется так потому, что есть еще хутор Бобровский I. лЗдесь живет много бобров, - объяснял мне Павел, - потому и Бобровский хутор». Поведал он мне также о том, что у них никогда не было церкви, и верующие раньше, до революции, ходили в хутор Баски в семи километрах отсюда, там был храм. Жителей в обоих хуторах было не более шестисот человек. Как называлась церковь в Басках, он не знает, да ее уже давно разломали. Еще Павел сказал: лХотя нас воспитывали без Бога, но Бога я не отрицаю, а живу по понятиям». лЧто такое жить по понятиям?», - поинтересовался я. Павел тут же разъяснил мне, что это означает делать добро. А когда я спросил, что он понимает под добром, он мне сказал: лДобро Ц это когда человек созидает, а не разрушает». Потом он попросил помолиться за него Богу, чтобы у него все было хорошо. Свое нетрезвое состояние он коротко охарактеризовал следующими словами: лЯ, батюшка, сегодня согрешил». Подивившись этому хуторскому философу, я подумал о том, что раз есть такие люди, как Павел, то не все еще потеряно.
До монастыря я так и не дозвонился, там никто не брал трубку. Вернувшись на плавучую церковь, пошел в храм на вечерние молитвы. Затем мы совершили традиционный крестный ход по палубе вокруг церкви, под пение пасхального тропаря. Этот крестный ход еще в первом миссионерском путешествии ввел в практику наш псаломщик из церкви св. великомученицы Параскевы - Валерий. Я послал его во временную командировку на плавучую церковь. Несколько раз на плавучую церковь нападали подвыпившие хулиганы, от которых приходилось отбиваться нашей малочисленной миссионерской команде. Валерий, человек глубокой религиозности, высказал предположение, что они не просто так нападают, а действуют, подстрекаемые бесами, то есть на плавучую церковь нападают сами бесы, а от них можно защититься только молитвой, и предложил каждый вечер обходить с иконами вокруг церкви крестным ходом. С тех пор такие крестные ходы, совершаемые после вечерних молитв, стали для нас неукоснительной традицией. Кстати, нападения после этого прекратились.
23.15 Ц разошлись по каютам на отбой.
14.05.01. Понедельник
6.20 - отшвартовались от берега хутора Бобровский II и пошли вверх по Дону к Усть-Медведицкому монастырю.
6.40 - начало утренних молитв. Погода пасмурная, прохладная. Палуба мокрая от прошедшего ночью небольшого дождя.
12.00 - прошли под мостом города Серафимович. Раньше этот город был Усть-Медведицкой станицей, потому что рядом в Дон впадает река Медведица. Скоро должны прибыть в монастырь, а мне очень жаль, что из монастыря придется выехать в Волгоград, но ничего не поделаешь, там неотложные дела. Эти восемь дней пути были одними из лучших в последние годы моей жизни. Утешаюсь мыслью, что, как только освобожусь от дел, сразу приеду на плавучую церковь, а пока сюда должен прибыть священник миссионерского отдела Геннадий Ханыкин, помоги ему Господи в нелегком миссионерском деле.
13.15 - из-за деревьев показался купол монастырского собора, а затем и весь монастырь открылся нашему взору. Я стал звонить сначала в большой колокол, а потом совершил перезвон во все колокола. Когда наши колокола умолкли, я услышал звон монастырских колоколов и понял, что нас заметили и радостно приветствуют.
13.40 - причалили к берегу у монастыря. К нам навстречу уже спешили иеромонах Хрисагон (Шляпин), монах Ананий (Сирож) и юродивый странник Георгий с депутатским значком советских времен на лацкане пиджака. Наместника иеромонаха Савина не оказалось в монастыре, он уехал по срочным делам в Волгоград еще 10 мая.
Трогательно распрощались с капитаном буксира лГорностай» Николаем Ивановичем и матросами Игорем и Александром, а также с коком Надеждой. Кто знает, увидимся ли еще? Буксир завтра будет возвращаться в Калач-на-Дону, а к плавучей церкви прибудет вскоре наш буксир лКнязь Владимир», который все это время стоял на судоремонтном заводе, где ему чинили вал винта.

Слава Богу за все! Запись в судовом журнале миссионерского плавучего храма лСвятитель Иннокентий» с 5 по 14 мая 2001агода вел заведующий миссионерским отделом Волгоградской епархии протоиерей Николай Агафонов.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»