Странички храмов благочиния
Авторизация
Проблема рецепции догматов Церкви в современном массовом сознании
Проблема догматического сознания в Церкви возникла не сегодня, она существо-вала всегда. Начиная с первых веков церковной жизни, богословие, как попытка трансли-ровать и определить церковное Предание в качестве канона веры, сталкивалось с некото-рой оппозицией сторонников аскетической практики, видевших в самом принципе бого-словского устремления соблазн умственной гордыни опасность святотатства. Завет не ис-следовать того, что выше человеческого разума и вообще человеческой меры, можно про-читать у очень многих отцов, учителей духовной жизни. Так, в частности, попытка Ори-гена переосмыслить Предание Церкви в понятиях греческого любомудрия сразу обрела не только горячих сторонников, но и не менее горячих и убежденных противников. И лишь историческое становление христианства, как религии, призванной стать творческим прин-ципом новой – христианской - цивилизации, что предполагало воцерковление не только общественной и частной жизни, но и всей области культуры, неизбежно означало включе-ние классической философской проблематики в сферу христианской богословской мысли.
Заметим при этом, что богословские споры 4-8 веков, не были уделом лишь мало-численных богословских партий, так как это было бы сегодня в современном научном со-обществе, или даже в современном богословии, а были напротив предметом активного интереса и участия церковных масс, и дело здесь не только, а скорее всего не столько в церковной интуиции простых мирян, а совсем в другом…
Греческий культурный феномен заключался не только в создании яркой и красивой мифологии и искусства, а во внесении в массовое сознание философской проблематики и самого принципа философствования, как инструмента познания окружающего мира и са-мого человека. Этот принцип и любовь к философствованию вообще, как особенность эл-линского менталитета стали уникальной общественной страстью, подобной пристрастием к конским ристалищам, и во многом определили тот потрясающий накал церковной борь-бы за православную догматику, который так поражает наше воображение и вызывает удивление сегодня. Философствовать для человека эллинской культуры было вполне ес-тественно, хотя эта общественно-культурная страсть прямиком вела к вопрошанию Пила-та: «Что есть истина?», т.е. к полному релятивизму в религиозном познании и даже фило-софском. И христианство принципиально согласилось дать прямой ответ на этот самоуве-ренный софизм.
Совершенно естественно, что в такой ситуации само возникновение богословия как церковной дисциплины, или даже шире, как отличительного феномена духовной жизни христианской Церкви, своей причиной имело вхождение Церкви в культурно-философский контекст эллинизма. Эллинизм с его страстью к любомудрию, при посред-стве святого мученика Иустина Философа, получил культурные и духовные права в цер-ковной жизни. С переносом центра проповеди и вообще жизни Церкви из Палестины и мест концентрации иудейской диаспоры в культурные центры античности, население ко-торых были совершенно эллинизированы, должен был измениться и сам язык христиан-ского благовестия, поэтому могли воспринимать любое религиозное учение через призму классической греческой философии, которая и была генеральным семантическим кодом античности.
Насколько рождение христианского богословия было органично включено в куль-турный контекст эпохи, говорит сама атмосфера арианских споров, в которые были во-влечены самые широкие слои общества, для которых может быть и ускользали некоторые тонкости богословия, но была понятна само наличие богословской и философской про-блематики в христианском вероучении. В качестве другого примера укажем на беседы на Шестоднев святого Василия Великого, в которых он, обращаясь к социальным низам, ставит перед ними проблемы философского порядка, достаточно трудные для понимания и адекватного восприятия даже образованному человеку современности.
Если говорить в общем, то необходимым будет признать, что Церковь заговорила на языке классической античной культуры не только богословствуя, но и молясь Богу (гимнография), и подвизаясь (аскетика). То есть практически весь контекст христианской жизни стал формулироваться в определенных понятиях и ментальности античности. Это было подмечено еще А.Гарнаком, и вызвало шквал уничтожающей протестантской кри-тики по отношению ко всему святоотеческому наследию. Это общеизвестный факт.
С тех пор эта тема утратила актуальность, и в научных кругах общепринятым ста-ло понимание, что само по себе явление эллинизации было совершенно естественным и оправданным в рамках объективного исторического процесса, оправданным, по крайней мере, не меньше, чем влияние семитских и вообще ближневосточных культурных пара-дигм на мир и язык и символику Ветхого Завета. Надо полагать, что культурная среда, в которой происходит таинственный процесс воплощения Слова Божия, является частью Божественного промысла, и потому не нуждается в наших оправданиях, хотя подчас тре-бует пояснений и комментариев.
Прошли века развития человеческой мысли и культуры и сегодня мы имеем на-столько иную картину понятийного языка человеческой, во многом, постхристианской цивилизации, что признанные авторитеты и властители дум античности и средневековья Платон и Аристотель выглядят почти персонажами из лавки древности. Можно даже ска-зать, что о них еще помнят только благодаря христианскому православному богословию, их воцерковившему и потому увековечившему. Это нисколько не бросает тень на догма-тическую систему доказательств православного богословия, а наоборот делает честь бого-словскому творческому подвигу святых отцов, но в то же время дает возможность понять причину появления христианской недогматической философии, пытавшейся найти иную систему координат в новом культурном и мировоззренческом контексте. И сегодня мы, действительно видим, что мировоззрение современного человечества, его культурный код выглядит совершенно иначе, и это порождает неизбежную проблему понимания, отклика, как минимум, на христианскую керигму. Проблема возникновения мультикультурного сознания глобального общества неизбежно ставит и проблему адекватного языка христи-анского благовестия. А если вспомнить о трагедиях 20 века, которые коренным образом изменили и этическую картину европейского мира, то мы признаем, что мы не имеем пра-ва замыкаться в рамках картины мира, уместной в девятнадцатом веке, но уже недоста-точной для понимания современных процессов в веке двадцать первом…
В нашей стране проблема выглядит еще острее, после массовой и длительной на-сильственной секуляризации и атеизации нашего общества, в условиях усиливающейся гуманитарного и шире – культурно-исторического невежества нашего народа, богослов-ское слово Церкви из живого отклика на умственные и духовные искания человеческого существа, взыскующего живой и реальной Истины, превратилось в восприятии многих наших соотечественников в бессмысленную и непонятную формулу, которую надо вы-учить и принять как заклинание, вся сила которого в магической силе звуков и речевой конструкции.
К этому фактору добавляется и другая особенность ментальности современного человека, который устал от прописных истин и ищет, как правило, только душевно ком-фортный картины мира, не требующей от него ни осмысления, ни усилия, но где все зави-сит от особенностей психологического склада греховной личности. Еще о.Георгий Фло-ровский с горечью отмечал, что «мы живем теперь в век умственного хаоса и распада». Это говорит о том, что для современного человека вообще не свойственно догматическое мышление, именно как мышление. Поэтому кризис догматизма в массовом сознании обернулся плюрализмом в области внутренней рецепции религиозной системы. Церковь и ее вера как бы растворяется в обрядовом благочестии, тем самым закрывая от людей саму евангельскую перспективу и смысл существования Церкви, как уникального места встре-чи со Христом и спасения человеческой целостности - «вохристосовления», по точному слову преп.Иустина Поповича.
Конечно, в этом контексте можно вспомнить слова св.Григория Богослова, что бо-гословствовать может не каждый, не каждому это дано, и это, безусловно, верно. Но не стоит и забывать о том, что возможность заниматься богословием святитель связывал во-все не с интеллектуальной потенцией, а с широко понимаемым духовным аскетическим подвигом христианина. А это многое меняет. Это значит, как минимум, что поиск бого-словской истины входит в состав подлинного христианского пути, но только требует осо-бой ответственности. Также в охранительных видах можно еще ссылаться на силу Свя-щенного Предания, на его незыблемость. И это тоже верно и оправданно, но, во-первых, Священное Предание основывается на неписанном апостольском Предании, не знавшим еще догматического языка Церкви, а во-вторых, весь корпус Священного Предания Церк-ви существует исключительно в контексте Священного Писания, которое для современно-го эмпирического православного христианина, а тем более нецерковного обывателя, пред-ставляет собой поистине terra incognita.А ведь, по свидетельству прот.Георгия Флоров-ского, «Церковь никогда не видела в своей догматической системе некую замену Священ-ного Писания». Эти слова известного богослова, как мне видится, могут служить опреде-ленным ключом для изменения ситуации в нашей керигме.
Поэтому, как мне представляется, исправление ситуации надо начинать с возврата к изучению и постижению тексту Священного Писания, к его интерпретации в духе и бу-кве Священного православного Предания, к возвращению к традиции библейского мыш-ления. А традиция библейского мышления возвращает нас к подлинно христианскому от-ношению к истории и современности. Отношению духовному, разумному и берущему свое начало в Священной книге Спасения всего человеческого рода, где цель всей земной истории – это Христос и Воскресение.
Однако, стоит честно признать, что Священное Писание, питавшее жизненными соками христианскую мысль на всех уровнях церковного организма, утратило в нашем повседневном церковном сознании и благочестии это уникальное место. А ведь еще такой замечательный представитель традиционного монашеского подвига как преп. Серафим Саровский, указывал, что ум христианина должен как бы «плавать в Священном Писа-нии», имея в виду весь корпус Откровения, и сам включал в свое аскетическое делание обязательное изобильное чтение Нового Завета. К сожалению, этот совет преподобного не был по-настоящему услышан в том смысле, что, по-прежнему, массовое церковное созна-ние сегодня не унаследовало стремления в поучении и научении в Слове Божием.
Пока же мы, вместо того, чтобы учиться видеть мир с свете Слова Божиего и мыс-лить его категориями Святых Отцов, то и дело сталкиваемся с тем, что церковные люди прекрасно ориентируются в свойствах священной воды или точном знании, о том перед какой иконой надо молиться в тех или иных обстоятельствах обыденной жизни, но со-вершенно, тотально невежественны в области содержания веры. И это не только частное наблюдение, а итог многочисленных репрезентативных социологических опросов по РФ, которые дают убедительную картину полного, скажу даже скандального религиозного не-вежества православно ориентированной части нашего общества. И эти опросы действи-тельно репрезентативны. Могу добавить к тому и собственные печальные наблюдения, которые основываются на результатах бесед с крестными при подготовке к крещению.
Уже широко отмечалось, что большинство маргинальных течений современного российского православия берут свое начало в богословском, духовном невежестве ве-рующих, которые недавно, а многие и давно, слышали с амвонов не экзегезу Священного Писания, не глубокую беседу о духовных составляющих христианской жизни, не призыв к подлинному покаянию – изменению ума, духа, а увлекательные рассказы о чудесах, уг-розы Антихриста, уже как бы печатающего весь мир тремя шестерками в виде бар-кодов и ИНН и т.д. и т.п.
Все это заставляет нас вернуться к тому святоотеческому богословскому наследию, которое составляет подлинное сокровище Церкви, «сокровище благих» (tesauros ton agathon), но не просто вернуться, но самим проникнуться его духом и затем напитать этой душепитательной пищей верных, души, которых жаждут чистой воды и свежего воздуха святоотеческого богословия. Но преподавать его можно только в контексте современного культурного языка и ментальности, которые, еще раз повторюсь, очень далеко отстоят от той цивилизационной среды, в которой проходили свой духовный путь вселенские учите-ли и святители нашей Церкви. Можно говорить о пошлости современной культуры, ее по-верхности, но стоит признать, что если ее невозможно воцерковить, то использовать ее в качестве медийного языка придется, как бы это ни казалось неприятным.
Керигма Церкви, обращенное к человечеству на непонятном языке – это не кериг-ма. Пятидесятница убедительно показала, что Церковь в Духе Святом обращается к каж-дой личности на понятном ему языке. Поэтому и нам надо искать тот понятийный аппа-рат, доступный современному сознанию, и учиться говорить на языке современной фило-софии и культуры, свободно ориентироваться в главных интеллектуальных течениях со-временности, уметь схватывать их проблематику, переосмысливать по мере надобности, подобно тому ,как переосмысливали отцы Церкви классическую греческую философию. Как пример такого подхода, или как укор, обращенный нам, могу указать на замечатель-ную во многих отношениях книгу будущего римского папы, тогда еще Иосифа Ратцингера «Введение в христианство», недавно изданную у нас в России.
И еще в этой связи, стоит наверное вспомнить о наличии в нашем православном наследии не только магистральной линии догматического богословия свв. Каппадокийцев, великих представителей Александрийской школы, преп. Иоанна Дамаскина и т.д., но и незаслуженно отодвинутого на второй план сирийского богословия, представленного та-кими гигантами, как преп.Ефрем Сирин (мар Афрем) и Исаак Сирин (мар Исхак), чье на-следие дошло до нас в донельзя грецизированном виде, затушевавшем особенности самой восточно-сирийской духовной ментальности, духовной традиции, как замечал еще С.С.Аверинцев, чрезвычайно близкой русской по своему внутреннему складу. Что же бы-ло характерно для раннего богословия ближневосточной части Ойкумены? Здесь тради-ция не могла опираться на фундамент классической греко-римской культуры, но зато вполне уверенно чувствовала на почве глубокого и внимательнейшего вчитывания в текст Слова Божиего, воспринятого, как богатейший источник литургического, гимнографиче-ского и поэтического творчества. Этот подчеркнутый символический библеизм в области богословия поражает, когда знакомишься с переводами с сирийского, а не греческого из-вода творений этих великих святых Православной Церкви. Действительно, поэтико-символический подход преп. Ефрема противостоит греческому логизму и аналитизму, как свидетельствуют исследователи его богословского творчества. О чем это говорит? Думаю, что наряду с господствующей традицией богословского дискурса философского типа су-ществовал в древности и существует сегодня как потенция - возможность иного подхода, который можно выразить словами С.Брока : «The third approach is that of engagement, an engagement above all of love and wonder.» Я не думаю, что только этот опыт будет единст-венным продуктивным ответом на поиск нового языка нашей богословской проповеди, но он (этот язык) должен быть найден. Этот поиск будет уже успешным, если он по-настоящему начнется.
И в заключении хотел бы отметить, что речь идет прежде всего о том, чтобы нам научиться открывать дверь в сокровищницу церковного богословия не для извлечения из нее бисера для метания перед свиньями, а для того, чтобы нам не быть осужденными за то, что мы не хотим войти в нее сами и не даем это сделать другим.
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии!
Powered by !JoomlaComment 4.0 beta2