«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

прочитаноне прочитано
Прочитано: 69%


    Ему очень хотелось подробно расспросить Марину о ее семье, о ее жизни в Крыму, о школе, о детстве, но он решил отложить это на потом.
    Стена санатория свернула влево и потянулась дальше по обрыву над речкой, а впереди был мост, перекинутый через широкое каменистое русло и соединявший два высоких обрывистых берега. За рекой толпились крутые холмы, тесно застроенные белыми каменными домиками, из-за них выглядывали холмы повыше - темно-зеленые, поросшие лесом; за самыми дальними холмам, откуда мчалась река, он увидел цепь синеватых гор с облаками на склонах и с белыми, сверкающими на солнце зубчатыми вершинами.
    - Это что - снег там, на горах?
    - Да, это ледники. Вечные снега.
    Они дошли до моста.
    - Нам - через мост, - сказала Марина, - а на той стороне мы спустимся к реке и пойдем вдоль берега прямо в горы.
    - К вечным снегам?
    - Ну, туда нам не дойти и за неделю! Это только кажется, что они близко. Мы с вами идем к водопаду, а до него километров пять, не больше. Наши девочки ходили.
    Река была не широкая, но очень бурная, вода так и кипела внизу между камней. Он глядел на бешеную пенистую воду, пока они шли по мосту, и у него слегка кружилась голова.
    Перейдя мост, они свернули с шоссе и пошли вдоль реки по пыльной грунтовой дороге. Русло реки было во много раз шире бегущего посередине потока и сплошь покрыто валунами и галькой. Кое-где между камней торчали высохшие и выбеленные солнцем кости деревьев.
    - Почему это у небольшой речки такое широкое русло? - спросил он Марину.
    - Река разливается весной, когда снега в горах тают, и осенью во время штормов, - ответила Марина. - Сейчас лето, сушь. А вода в реке холодная-прехолодная, ледниковая вода. Наши девочки из столовой ходят сюда мыть голову: говорят, от этой воды волосы лучше растут. Глупость, правда? Кому это нужно, чтобы волосы быстро росли? Я и так свои стричь не успеваю. А вам нравятся длинные или короткие волосы у девушек?
    - Мне нравится как у вас.
    - Ой, да ну вас! Хотите пить? Вода, должно быть, вкусная.
    Они спустились по камням к воде и напились прямо из ладоней. Вода была такая холодная, что у обоих сразу же заныли зубы, но и вправду вкусная. Он заодно освежил шею, руки и лицо.
    Вдруг Марина воскликнула, хватая его за руку:
    - Смотрите, смотрите - форель! Да вон там, вы совсем не туда смотрите!
    Он поглядел в ту сторону, куда она показывала, и увидел длинные темные тени, скользящие в глубокой впадине между камней. Он сощурился, приглядываясь: это и вправду были рыбы - снизу серебристые, сверху темные, с круглыми пятнышками вдоль боков.
    - Жаль, что я не догадалась попросить у наших ребят удочку: мы могли бы поймать пару форелек и зажарить на костре. Я умею жарить рыбу в глине.
    - А я не умею ни рыбу ловить, ни костер разводить. Я с самого детства и не видел вблизи ни одного костра. Только издали - вечером, из окна вагона, когда мы ехали сюда из Москвы.
    И опять Марина удивленно подняла на него глаза, но ничего не сказала.
    Было жарко. Они долго шли над рекой, а белая пыль на дороге становилась все глубже и глубже, его сандалеты и ее тапочки от пыли стали белыми.
    - Давайте разуемся, сложим нашу обувь в сумку, а сами пойдем босиком, - предложила Марина.
    - А это не опасно - идти босиком?
    - Скорпионы по такой жаре не гуляют - их солнечный удар хватит. Ну, разве что змея на дорогу погреться выползет, так ведь мы издали ее увидим... Вы змей не боитесь?
    - Не знаю. Я их никогда не видел.
    - Змей никогда не видели? А в зоопарке?
    - Вы правы, как всегда, Марина: я, конечно, видел змей в зоопарке, а в цирке видел удава, когда был мальчиком. Просто я не сразу вспомнил.
    - Удавы здесь тоже водятся, только мелкие - желтопузики. Но бабушка говорит, что это просто большие безногие ящерицы. А еще дальше в горах знаете, какая змея живет? Он видел, что Марине доставляют огромное удовольствие разговоры о живой природе, поэтому он сразу же спросил:
    - Какая?
    - Змея Эскулапа!
    - Это та, которая обвивает чашу - символ медицины?
    - Да, та самая.
    - И что же из себя представляет этот символ медицины на самом деле?
    - Ну, это просто небольшой удавчик, он редко бывает больше двух метров.
    - Совсем крошка! Надеюсь, он водится достаточно далеко отсюда. Скажите, Марина, вы ведь живете в Крыму, далеко отсюда, а так хорошо знаете здешнюю природу: это тоже от вашей мамы?
    - Нет, это из книг. Когда я собиралась сюда ехать, я заранее прочла все, что смогла найти в библиотеке о фауне и флоре Кавказа. Я ведь не знала, что мне придется почти все время проводить в санатории...
    Они шли по дороге босиком, а в кошелке, которую он нес, лежали вместе его сандалеты и Маринины тапочки, и ему ужасно нравилось, что он несет их обувь, и он время от времени поглядывал на кошелку в правой руке. А идти босиком по глубокой горячей пыли было приятно и совсем не страшно. Вместе с рекой и дорогой они обогнули скалистый выступ на правом берегу, и перед ними открылась зеленая долина с небольшим селеньем. Дома здесь были сложены из дикого серого камня, но все двухэтажные и с деревянными галерейками, впрочем, на вид они были неказистыми и небогатыми, совсем не такими, как большинство ухоженных домиков на побережье. По улице, в которую теперь превратилась дорога, бегали ребятишки, все как один кудрявые и черноглазые, загорелые до черноты.
    - Это грузинские дети? - спросил он Марину.
    - Что вы! Это абхазское селенье. Если они с вами заговорят по-русски, не вздумайте назвать их грузинами - обидятся.
    - Вот как... - он опять ничего не поняв.
    - Мы - в Абхазии! - Я не знал...
    - Послушайте, а вы хоть знаете, как называется город, возле которого находится наш санаторий? - лукаво спросила Марина. - Нет, не знаю, - ответил Сын Вождя. - Мне не сказали.
    - Вы что, смеетесь надо мной? - спросила Марина почти обиженно. - Я же пошутила! Конечно, вы знаете, что наш город называется Сухуми! Чтобы не спорить с Мариной, Сын Вождя промолчал. Несколько минут и она ни о чем не говорила, слегка нахмурившись и глядя на пыльную дорогу под ногами. Потом вдруг остановилась и спросила:
    - Вы... Вы из-за границы приехали, да?
    - Нет.
    - Но не с луны же вы свалились?
    - Что-то вроде этого. Я сейчас как будто впервые иду по Земле. Но вы, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивайте, Марина. Так можно? Просто идти и ни о чем не спрашивать друг друга - можно?
    - Ой, да что же вы так волнуетесь-то? Ну ладно, я не буду больше ни о чем спрашивать. Смотрите, алыча у дороги! Вы любите алычу? Ой! - она зажала себе рот обеими ладонями.
    - Да что вы, Марина! Я совсем не такие вопросы имел в виду. Алыча, вы говорите? Это такие сливы, да? Нам давали их на десерт.
    - Какой вы старомодный! Никто теперь уже не говорит "десерт".
    - А как теперь говорят?
    - Говорят "третье": "Сегодня на третье компот из алычи".
    - Понятно.
    - Ну, так давайте нарвем алычи на десерт. - Хорошо, давайте рвать алычу на третье. А это дерево, разве оно ничье?
    - Конечно! Оно растет у дороги, а не в саду, его и посадили для прохожих, таких, как мы с вами.
    - Как это прекрасно и мудро - садить деревья для путников.
    Они поднялись по некрутому склону и стали собирать алычу с невысокого кряжистого деревца, усыпанного янтарно-желтыми мелкими плодами.
    - Будьте осторожны, у алычи большие и острые колючки! - предупредила Марина.
    На ветвях действительно были острые шипы, но плодов было так много, что за ними не потребовалось лезть в глубь кроны, и оба почти не поцарапались. Алычи было столько, что они вынули из кошелки обувь и насыпали ее доверху. Сыну Вождя с самого детства, со времен крыжовника и смородины в садике у "Кукушкина домика", не приходилось есть плодов, сорванных своими руками, и потому маленькие кисловатые сливы казались ему необыкновенно вкусными. Они шли дальше, ели алычу и бросали косточки прямо на дорогу, где они сразу же ныряли и зарывались в мягкую пыль. Он усомнился, хорошо ли бросать косточки на дорогу?
    - Птицы и лесные мыши подберут, - успокоила его Марина. Солнце уже палило вовсю, когда они услышали, что шум реки стал громче.
    - Ой, наверно мы подходим к водопаду! - воскликнула Марина.
    За поворотом дороги их действительно поджидал водопад. Здесь в реку с лесистой горы стекал поток, через который был переброшен легкий деревянный мостик. А выше, метров за сто до моста, этот поток падал с горы широкой и прозрачной стеной.
    - Какая красота! - восхищенно произнес он, глядя с мостика на водопад, на свежую, сбрызнутую водой зелень папоротников в расщелинах скалы, с которой низвергался поток, на маленькую яркую радугу над ним.
    Они сошли с мостика и пошли по берегу потока, скользя босыми ногами на мокрых холодных камнях. Вблизи водопада прохладная водяная пыль стояла в воздухе, и было необыкновенно приятно вдыхать ее после жаркой и пыльной дороги.
    - Наши девочки говорили мне, что за водопадом есть свободное пространство: можно в него зайти и оттуда смотреть сквозь воду. Пойдем туда?
    - Конечно!
    - Поставьте сумку в кусты, подальше от воды, и идите за мной.
    Они подошли к самому водопаду, и тут Марина крикнула ему сквозь шум воды:
    - Давайте руку, а то вы оступитесь, и придется мне вас из воды вылавливать. А то еще и в море унесет... Давайте же руку, давайте!
    Он протянул ей руку и послушно пошел за ней. От подножья водопада во все стороны летели брызги, и когда они приблизились к нему, оба уже были мокрыми с головы до ног. Марина первая нырнула прямо в фонтан брызг и потянула за собой Сына Вождя в гулкую темноту.
    Они оказались в неглубокой пещерке, отгороженной от мира стеной падающей воды. Сквозь воду проходил свет, и даже можно было различить, где находятся темные зеленые берега, а где синее небо и круг солнца в нем. Они стояли рядом в этом прохладном узком пространстве, все еще держась за руки, почти касаясь друг друга. И тут, совершенно неожиданно для себя - честное слово, он вовсе не собирался этого делать! - он вдруг наклонился к Марине и легко коснулся губами ее мокрой прохладной щеки. Марина вздрогнула, потянула его за руку и решительно вывела из пещерки на свет. Оказавшись снаружи, она тотчас отпустила его руку и побежала к мостику, взошла на него, облокотилась на перильце и стала смотреть на водопад.
    Сын Вождя подобрал в кустах кошелку их соломенную, нелепую, с едой, теперь уже никому не нужной, нашел свою и Маринину обувь и поднялся на дорогу. У моста он подождал Марину. На сердце у него было темно и пусто.
    Она подошла, протянула руку и сказала:
    - Дайте мои тапки и сами обуйтесь. Смотрите, дальше дорога каменистая - можно ноги поранить. Он встрепенулся. Так они идут дальше, они не возвращаются? Он повернулся к Марине и вопросительно посмотрел ей в глаза. Марина чуть смутилась от его прямого взгляда, но, глянув на него исподлобья, сказала решительно:
    - Да не волнуйтесь вы так. Я понимаю, что на вас нельзя обижаться, ведь вы не держите в голове никаких гадостей. Просто вы очень непростой человек. Вы ведь не всегда ведете себя так с девушками?
    - Марина, я вам правду сказал: вы - первая девушка, с которой я вот так... Ну, гуляю, разговариваю...
    - Правда?
    - Совершеннейшая правда.
    Марина задумалась.
    - Наверно, у вас ужасно ответственное положение.
    Сын Вождя ничего не сказал на это. Лгать он Марине не хотел, совсем не хотел, но ведь если вспомнить все, что говорил ему Вождь на подмосковной даче, то, наверно, можно назвать его положение ответственным.
    Они шли еще некоторое время по дороге над рекой, а потом свернули на другую дорогу, поуже, и она скоро вывела их в ореховую рощу. Может быть, в детстве он и видел, как растут ореховые деревья, даже наверняка видел, когда бывал с матерью за границей, но он их не запомнил. И вот теперь он любовался стройными гигантами с гладкой светло-серой корой и лапчатыми листьями. Этими же листьями, только высохшими и жесткими, была усеяна земля под деревьями.
    Марина вывела его на поляну, где ореховые деревья стояли реже, и росла трава. Она показала ему на земле черный круг с горкой пепла посередине.
    - Здесь кто-то костер разводил. Хорошо, что я догадалась захватить спички - сейчас у нас тоже будет огонь.
    Она принялась выкладывать провизию на траву и на дне кошелки отыскала коробок спичек. - Теперь давайте собирать хворост для костра.
    Он долго ходил за хворостом по светлой ореховой роще, внимательно глядя себе под ноги. Ему попалось несколько сухих веточек, и он отнес их на поляну, к будущему костру. Увидев его добычу, Марина звонко рассмеялась:
    - Это все что вы нашли? Не густо!
    Возле черного кострища лежала собранная Мариной большая охапка хвороста. Она уже успела положить в основание будущего костра горку сухих ореховых листьев, над ними поставила шалашиком тонкие хворостинки, а сверху - сухие ветки потолще. Она зажгла спичку, осторожно внесла ее внутрь хворостяного шалашика и подожгла сухие коричневые листья. Появилось пламя. Он зачарованно наблюдал за ее действиями. Костерок занялся большим веселым огнем и с таким жаром, что он даже отодвинулся. Но несколько искорок успело долететь до его головы, и волосы на ней затрещали. Он испуганно захлопал себя ладонями по голове.
    - Чего вы так испугались? - насмешливо спросила Марина. - Не бойтесь, не загоритесь.
    Он смущенно улыбнулся в ответ и вновь отправился собирать хворост.
    На этот раз он сумел отыскать в старой ореховой листве довольно толстую и длинную сухую ветку, и ему даже пришлось разломать ее на несколько частей, чтобы унести. Добавив к ней несколько хворостин помельче, он уже собирался возвращаться к костру, как вдруг что-то остановило его взгляд, как будто какой-то тихий призыв. Он поглядел в ту сторону, откуда этот призыв исходил, и увидел, что под небольшим дубом, на темно-зеленом моховом коврике стоит - гриб! Завороженный, он подошел ближе и опустился перед ним на колени. Да, это, несомненно, был настоящий гриб: округлая шляпка, похожая на половинку каштана, сидела чуть на бочок на толстенькой, расширяющейся книзу, беловато-желтой ножке. "Белый гриб" - вспомнилось ему из детства. Он радостно и громко засмеялся.
    - Чему вы там радуетесь? - спросила Марина, услышав его смех.
    - Я нашел белый гриб!
    - Да не может быть! - чуточку насмешливо пропела Марина. - Не вздумайте его срывать - грибы надо срезать ножом. Я иду к вам на помощь.
    Марина подошла к нему, все еще стоящему на коленях перед грибом.
    - И в самом деле - белый. Да какой красавец, такой крепкий на вид! Если он не червивый, то у нас на обед будет грибной шашлык.
    Она присела и аккуратно подрезала ножку гриба над самой моховой подстилкой.
    - Да-а, не повезло вам! - протянула она, рассматривая срезанный гриб.
    - Он червивый? - тревожно спросил он.
    - Хуже. Это не белый гриб, а сатанинский. Смотрите!
    Она повернула гриб шляпкой вниз, и он увидел, что с изнанки шляпка буро-красного цвет, будто пропитанная кровью. Марина переломила шляпку надвое, и она тотчас начала синеть на изломе.
    - Ядовитый гриб? - упавшим голосом спросил он.
    - Может и не ядовитый, но такой горький, что в рот не возьмешь. Ничего, не огорчайтесь. Сейчас еще рано для белых грибов, а то бы мы их поискали под дубами. Берите хворост и идемте обедать, уже все готово!
    Марина расстелила на земле прихваченную из дома салфетку и на ней разложила помидоры, огурцы, соль в маленькой баночке с крышкой, ломтики сала на бумажке и толстые ломти хлеба, а посередине поставила обе бутылки с молоком. Она научила его нанизывать на прутики хлеб и поджаривать его на огне. Они поели, попили молока, а потом просто сидели у костра.
    Он глаз не мог отвести от огня. Он помнил огонь в камине на даче, в "Кукушкином домике" на Карельском перешейке, а еще в открытой печке в их петербургской квартире, когда старый матрос, топивший у них печи, ненадолго оставлял дверцу открытой и позволял мальчику поглядеть на догорающие угли. Но костер в лесу, с его пряным от ореховых листьев дымом, был необычайно хорош и таинствен!
    Марина тоже молчала, обняв колени, положив на них голову и глядя в огонь. Что-то было особенное в этих минутах, нарушаемых только потрескиванием костра, что-то вечное и, казалось ему, связывающее их - его и Марину. И тогда Сын Вождя понял, что если он сейчас не расскажет Марине всю правду о себе, эта возможность будет упущена и, может быть, упущена навсегда.
    Он с усилием отвел глаза от огня, поглядел прямо в лицо девушки и тихо проговорил:
    - Марина! Я хочу вам рассказать о себе всю правду. Можете вы меня выслушать? И вы поймете, почему я кажусь вам странным.
    - Говорите, - сказала она, продолжая смотреть на огонь.
    - Только очень прошу вас: пока я буду рассказывать, не смотрите на меня, а то мне будет трудно говорить.
    - Хорошо, я не буду смотреть.
    И Сын Вождя стал рассказывать, сначала запинаясь, часто взглядывая на нее и стараясь по ее неподвижному лицу угадать, какое впечатление производит на нее его рассказ. Потом он увлекся, осмелел, и тогда его речь полилась плавно и свободно. Он никогда еще не говорил так много о себе другому человеку, и сам удивлялся тому, что рассказ получается связным и обстоятельным. Он только не стал подробно рассказывать Марине о недавней встрече с Новым Вождем, а просто сказал, что такая встреча была, и теперь судьба его, возможно, изменится к лучшему.
    - Теперь, Марина, вы все обо мне знаете. Положение мое пока остается неопределенным, вы сами понимаете. Я думаю, что вам лучше вернуться в санаторий одной и никому не говорить о том, что вы провели этот день со мной. Я помню дорогу назад: я вернусь один и скажу, что пошел прогуляться и заблудился. Может быть, все еще обойдется. Но что бы ни было впереди, я никогда не пожалею об этом дне, ведь это был самый счастливый, самый свободный день в моей жизни.
    Сын Вождя замолчал и опустил голову. Молчала и она. Некоторое время спустя он осмелел и, подняв голову, поглядел на костер. А костра уже не было, только серый пепел слегка дымил, да дрожал над ним разогретый воздух. Он посмотрел на Марину: она сидела все в той же позе, охватив колени и опустив на них голову.
    - Что же вы молчите, Марина? - тихо окликнул он ее.
    Она подняла голову. Ее веки покраснели и припухли, а все лицо было залито слезами.
    - Вы плачете... обо мне?
    Марина несколько раз подряд быстро кивнула головой и проговорила чуть осипшим голосом:
    - Как... как же это может быть, чтобы в наше время, в нашей замечательной стране человека наказывали только за то, что он чей-то сын? Это... Это несправедливо! Это все какая-то страшная ошибка! - и она заплакала навзрыд как ребенок, уже не скрываясь. - Мариночка, но ведь ошибка уже исправлена! Я же вам рассказал, кто обещал мне, что мою мать найдут, что я буду жить нормальной жизнью. Ведь то, что товарищ Гаврилов держит меня под строгим надзором - это же только потому, что он боится ответственности, это же только временно! Марина продолжала тихонько плакать, а Сын Вождя не знал, что ему делать, как ее утешить...
    - А и не надо ее утешать, это святые слезы. Мир вам, детушки!
    Оба вздрогнули и оглянулись на голос. Перед ними, опираясь на длинный посох, стоял древний старик с пепельно-серой бородой ниже пояса, одетый во что-то темное и долгополое. Он был препоясан широким кожаным поясом, похожим на солдатский, с пояса свешивалась петля длинных черных бус. На голове старика была круглая черная шапочка, из-под которой падали на плечи седые спутанные космы, за спиной на широких лямках висел холщовый мешок.
    "Пастух или колдун какой-нибудь местный?" - подумал Сын Вождя.
    - И не пастух, и уж, конечно, никакой не колдун, - снова ответил на его мысли старик, - а недостойный слуга Господа Бога, убогий старец Нектарий.
    - Откуда вы, дедушка? - спросила Марина, вздыхая прерывисто и утирая слезы краем футболки.
    - А вон оттуда, с гор, деточка, - старик кивнул в сторону белых вершин.
    - Садитесь к костру, дедушка, - пригласила Марина и вскочила на ноги. - У нас есть еще хлеб и молоко. Хотите молочка?
    - Молока я не пью, доченька, а вот от хлебушка не откажусь. Только тут есть его я не стану, с собой возьму. Я ведь не один живу, а с братьями. Будет нам на разговенье Петровского поста по кусочку мягкого хлебца.
    Старец взял протянутый Мариной ломоть хлеба, скинул свой мешок, достал из него чистую тряпицу и бережно завернул в нее хлеб.
    - Вам, детушки, уходить отсюда надо: за вами по следу идут дурные люди, и они совсем скоро будут здесь. Идемте со мной, я вам укажу короткую дорогу назад, к городу. Только приберите тут все, следов за собой не оставляйте.
    Почему-то оба они сразу же беспрекословно послушались отца Нектария и сложили в кошелку бутылки, салфетку и спички. Старец достал из своего мешка маленькую лопатку и, ловко ею орудуя, быстро закидал прогоревший костер землей. Поверх он набросал сухих ореховых листьев, и ни один лист не задымил и не вспыхнул. - Ну вот, будто и порядок. Идите за мной, мои хорошие!
    Старец повел их вглубь леса по какой-то ему одному видимой тропинке. Они прошли ореховую рощу насквозь, потом вошли в густой, почти непроходимый самшитовый лес, за ним вышли в темный пихтовник. Старец Нектарий шел легко, пристукивая посохом по сухой земле, но и молодые люди от него не отставали, хотя идти по лесу без дороги было трудновато. Несколько раз они поднимались в гору и снова спускались.
    Наконец они вышли из леса на ровное голое место. Перед ними лежало узкое и глубокое ущелье, а за ним начинались отроги скалистого хребта. Здесь уже было довольно высоко, из ущелья веяло холодом. Почти прямо перед ними поперек ущелья лежало крутое круглое облако.
    - Вот мы почти и пришли к тому месту, откуда расходятся наши дороги, - сказал старец. - Сейчас мы по мостику перейдем ущелье, а там и простимся. Идите за мной, детушки, и ничего не бойтесь.
    Он подошел к краю пропасти и трижды перекрестил лежавшее в ней облако. Потом он протянул им свой посох со словами:
    - Ты, Георгий, возьмись за конец посоха, а ты, Марина, встань между нами и держись за середину. Так мы с вами и перейдем через пропасть по мостику.
    - По какому мостику, дедушка? Что это вы такое говорите? - удивленно спросила Марина. - Не вижу я тут никакого мостика.
    - А вот сейчас увидишь. Ступайте за мной!
    Ведя их за собой, старец ступил в облако. Они вошли за ним в сырой холодный туман. Мостик тут и вправду был: они чувствовали под ногами его скользкие узкие дощечки и даже смутно видели веревочные ограждения с боков. Они перешли пропасть по шаткому мостику, ни разу не поскользнувшись, и вышли из облака на другой стороне. Здесь старец остановился и сказал.
    - Присядем, детушки. Надо мне сказать вам кое-что.
    Он сел на круглый камень, лежавший с краю тропы, под скалой, а им указал на два камня поменьше, на которые они и сели - лицом к старцу и спиной к пропасти. И старец заговорил.
    - У тебя, Марина, доченька моя многострадальная, отсюда лежит долгая-предолгая дорога. Тяжелая это будет дорога, многое придется тебе на ней пережить, но приведет она тебя к Богу Всемилостивому, и Тот тебя утешит, за все страдания вознаградит.. Тебе один мой завет на все твои пути - молись, молись и молись. Молитву Пресвятой Богородице "Архангельское обрадование" знаешь?
    - Какие такие молитвы, дедушка? Я комсомолка, я в Бога не верю и никаких таких молитв не знаю и знать не хочу! Не обижайтесь на меня...
    - А и вправду знать тебе их неоткуда. Матушка твоя тебя многому хорошему научила, любовью ко всему живому тебя наделила, по правде жить наставляла, стихи с тобой на память заучивала, а вот главному - молитве - не научила. Ну, так запомни, детка, самые простые молитвы: "Господи, помилуй!" и "Пресвятая Богородица, спаси и сохрани!".
    - Не буду я молиться, что за глупости такие?
    - Будешь, ох и еще как будешь-то! Придет время, ты вспомнишь мои молитовки, они тебе и помогут. Не забывай, ведь ты крещеная, детонька моя бедная!
    - Нет! Я не бедная и не крещеная! У меня отец был красный комиссар, а мама моя - учительница.
    - А была у тебя бабушка Матрена?
    - Ну, была. Только она давно умерла.
    - Вот она тебя, деточка, и крестила тайно от отца-матери. Поэтому ты к Богу придешь и молиться начнешь - всему свое время. А когда будет совсем плохо, можешь и меня на помощь позвать. Кликни мысленно: "Отче Нектарий, помоги!" - я тебя услышу и помогу. Я уж тогда не тут буду жить.
    Он повернулся к Сыну Вождя.
    - А теперь слово для тебя, Георгий. Отец твой - грешник великий и нераскаянный. Он был избран сатаной в антихристы, но сил у него не хватило, страх ему мешал, и отступился от него сатана. Грешил твой отец страшно и умер страшной смертью. Перед концом отнят был от него великий Божий дар слова, и не мог он уже ни писать, ни говорить, ни думать связно, а потому не мог и в грехах покаяться. Но чувствовал он все, и душа его томилась смертельно, а избавления от муки не было. Так он и погиб, и душа его попала в ад, а земля не принимает его тела и не примет до тех пор, пока не отмолит его кто-нибудь из живых. Только вот молиться-то за него некому. Глупые люди сами ему поклоняются, а ему не это надо, совсем не это! Коли ты, Георгий, хочешь вымолить у Бога для твоего отца снисхождение, пойдем, сынок, со мной в наш тайный скит. Надену я на тебя черненькую ряску, и станешь ты отшельником Георгием, за грехи отца своего искупителем и молитвенником. Будешь ты за него у Бога просить прощенья до конца своих дней. Жизнь тебе уготована долгая-предолгая, может, и сумеешь ты вымолить отца, и тогда погребут его окаянные лже-мощи в освященной земле, и выйдет душе его послабление. Пойдешь со мной, Георгий?
    - Как это - с вами? Монахом стать?
    - Монахом.
    - Но ведь я... я тоже в Бога не верю.
    - А ты - поверь, детонька, поверь. В Бога не веришь - мне сейчас поверь, а веру Господь тебе после дарует. - Почему я должен вам верить? - Да потому, что открыто мне о тебе многое, детонька. Вот, к примеру, известно мне, что жил ты недавно в обители преподобного Сергия Радонежского, ныне в осквернении пребывающей. Так? - Так. Но это вы могли узнать каким-то образом. Может, вы с Гавриловым знакомы - сказал Сын Вождя, и сам удивился глупости сказанного. - Хорошо. О том, что жил ты в Сергиевой пустыни кто-то, положим, может знать. А вот о том, что однажды в твоей келье отвалился от стены кусок штукатурки, а под нею оказалась надпись, гвоздем нацарапанная... Как там было-то? "Прими, Господи, душу раба Твоего Георгия". Это кто мог знать? - Никто не мог... Действительно, странно как-то, ведь я замазал надпись. - Теперь веришь, что я все о тебе знаю? - Да, получается, что знаете что-то. Но я все равно не могу пойти с вами, не могу... - Не пойдешь со мной - будешь страдать долго и безвинно, и без всякой пользы для себя и для отца. Подумай.
    Сын Вождя задумался. Но мысли разбегались, голова была тяжелой. Он покосился на Марину. Вот она сидит на камне, нахмурив узкие брови, вздернув крутой подбородок, - явно сердится на странного старика... Но, Боже мой, как же она прекрасна!
    - Нет! - решительно сказал он старцу. - Я не пойду с вами, отец Нектарий. Мне говорили и обещали совсем другое.
    - Да ведь они обманут тебя, детонька!
    - А вдруг не обманут? Мне обещали нормальную жизнь, хорошую и правильную. И ведь она уже началась! Мне обещали разыскать мою мать. Меня привезли отдыхать на море, и я познакомился с Мариной. Я не хочу с ней расставаться! Я хочу жить как все!
    - Не будет ничего этого, сынок, не будет. Обман один. И матушка твоя, искупив свои грехи страданьями, уже давно упокоилась.
    - Я не верю вам, я верю словам Нового Вождя! Он говорил со мной почти как отец...
    - Не почти, а точно как твой отец, потому как и он того же антихристова духа.
    - Но я хочу ему верить, хочу и все! И потом, разве я не могу поступать так, как мне представляется правильным и разумным?
    - Можешь, ох можешь, болезный ты мой! Воли твоей Господь не отнимает, и я не отниму.
    - В таком случае, пусть все идет как идет! - решительно сказал Сын Вождя.
    - Что ж, воля твоя - будь по-твоему.
    Старец умолк и стал молиться, перебирая четки, и Сыну Вождя показалось, что он едва ли не плачет. Потом отец Нектарий перекрестился, глубоко со стоном вздохнул и сказал:
    - Вставайте, детушки, пора вам в обратную дорогу. Отсюда пойдете вниз по краю ущелья. Дорога выведет вас к селенью. Вы в нем не задерживайтесь, обойдите краем, а там окажетесь на берегу знакомой реки, только на другом, не на том, по которому пришли сюда. Оттуда уже море будет видно между гор - вот на него и держите путь. В вашем санатории, Мариночка, в одном месте стена обвалилась, за банькой, над обрывом. Знаешь это место?
    - Ну, знаю...
    - Вот там вы и пройдете через пролом в стене. Рабочих возле стены не будет, никто вас не заметит. Может, на этот раз все и обойдется... Запомнила, умница?
    - Запомнила.
    - Вот и хорошо. А теперь подошло время прощаться.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»